Шрифт:
3 сентября 1402 года в замке Мариньяно, над покрытым кровоточащими струпьями Джаном Висконти, первым герцогом Миланским, склонился человек в пугающей маске, похожей на клюв птицы, протягивая знаменитую пилюлю доктора Руффо:
–
– Доктор. Позвольте мне еще раз взглянуть на него,– прохрипел герцог, кашляя и пытаясь сесть среди подушек, чувствуя, как сила покидала его смердящее тело. Он сглотнул бесполезную для себя пилюлю, запивая ту добрым количеством белого кислого вина, не успевшим как следует выбродить, недовольно морщась и сплевывая его остатки на каменный пол. Чумной доктор, беспокоясь о состоянии герцога,все же выполнил его просьбу, усадив своего знаменитого пациента в мокрой постели, позволив тем самым любоваться тому строительством своего необычного детища. – Еще пару лет назад я бы ни за что не приблизился к такой затхлой бражке, а теперь же вливаю ее литрами в свою глотку, – усмехнулся Висконти, облизнув пересохшие тонкие губы, покрытые обветренной коркой.
– Более чудодейственного средства, к сожалению, нет. – Честно ответил доктор, принимаясь толочь смесь высушенных трав в ступке, смешивая ее со свежим салом.
– А
– Внезапно выпалил герцог, а его налитые кровью глаза продолжали смотреть в окно, – своим обманом я погубил не только себя. – Висконти невольно вздрогнул от ярких вспышек грозового светила, болезненно выдыхая, – и теперь само небо прокляло меня.
– Чушь! Вы были справедливым господином. А что касается грехов, то все мы ими одержимы, главное – раскаяться в них и очистить свою душу.
– Вы были бы хорошим проповедником, доктор. – Лицо герцога выразило подобие улыбки, а после снова исказилось в страшной боли, – но вы многого не знаете. Я хочу рассказать вам то, что собирался забрать с собою в могилу. Чувствую, мой конец уже близок, а народ имеет право знать правду, – Висконти снова тяжело вздохнул, замирая и неотрывно глядя на то, как каменщики старательно отбивали мраморные блоки. – Прошло уже шестнадцать лет. А я до сих пор помню, как заложил первый камень в фундамент собора, выложенного на месте древнего кельтского капища и римского храма Минервы. Тогда, стоя на площади, я объявил его символом победы над язычеством. Но, несмотря на это, горожане упорно продолжали называть Миланский собор настоящим дьявольским Пантеоном…Что ж, таким он и был, на самом деле.
Конец ознакомительного фрагмента.