Дон Кихот или Иван Грозный

Фоменко Анатолий Тимофеевич

Чуть раньше об этом «коне» волшебника Злосмрада рассказано следующее. «Это будет тот самый конь, на котором доблестный Пьер увез прекрасную Магелону, и которым правят с помощью колка, продетого в его лоб и заменяющего удила, и летит этот конь по воздуху с такой быстротой, что кажется, будто несут его черти… Злосмрад раздобыл его силою своих волшебных чар, и теперь он им владеет и разъезжает на нем по всему белому свету: нынче он здесь, завтра во Франции, послезавтра в Потоси. Но самое главное: упомянутый конь не ест, не спит, не изнашивает подков и без крыльев летает по воздуху такой иноходью, что седок может держать в руке полную чашку воды и не пролить ни единой капли – СТОЛЬ РОВНЫЙ И ПЛАВНЫЙ У ТОГО КОНЯ ХОД», ч. 2, с. 290–291.

Очень

похоже на то, что тут Сервантес рассказал нам о большом деревянном планере. Настолько большом, что на нем могли лететь два человека! Совершенно ясно, что на первых порах полеты по воздуху воспринимались людьми как чудо, как некое волшебство. Поэтому и объявили Зло-Смрада волшебником. Кстати, а почему с этим «конем» тесно связано имя «Злосмрад»? Ответ теперь становится понятным. Скорее всего, по той простой причине, что, как мы уже говорили, первые полеты происходили либо на деревянном планере, либо на воздушном шаре, который наполняли «вонючим, поганым дымом». Горячий дымный воздух наполнял шар и тот взмывал в небо унося с собой воздухоплавателя. Эту старинную сцену изображали, в том числе, в современном киноискусстве. Например, российский режиссер Андрей Тарковский начинает свой известный фильм «Андрей Рублев» именно с этого яркого сюжета. Русский изобретатель наполняет огромный шар, сшитый из шкур, клубами дыма из большого костра, разведенного около колокольни (всё это происходит во Владимиро-Суздальской Руси), и, уцепившись за веревки, поднимается на шаре высоко в воздух. Полет первопроходца кончается трагически – через некоторое время горячий воздух со свистом вырывается из шара, и тот стремительно падает на землю.

Сам Сервантес (или его редактор), надо полагать, не присутствовал лично при полете Икара-Никиты в метрополии Руси-Орды, поэтому путался – на чем именно тот поднялся в воздух. То ли на деревянном планере-«коне», то ли на шаре, наполненном вонючим дымом, то есть на Зло-Смраде. Так возник причудливый литературный образ, в котором, однако, совершенно явственно проглядывают реальные и важные события XVI века. После того, как Сервантес придал всему этому юмористический характер, распознать действительность стало, конечно, сложнее, чего, вероятно, и добивался писатель. С одной стороны, более или менее (хотя и насмешливо) отразил реалии ханского двора Руси-Орды XVI века, а с другой стороны, замаскировал свой скепцис потоком словоблудия, дабы отвести от себя возможные обвинения в инакомыслии, в диссидентстве.

Далее. Обратите внимание, что деревянный «конь», в описании Сервантеса, оказывается, летал очень плавно. Настолько плавно, что, дескать, чашка воды в руке седока не расплескивалась. Таким образным сравнением писатель подчеркнул поразившую всех зрителей плавность полета планера. В отличие от птицы, планер «не взмахивал крыльями», но тем не менее быстро и красиво летел по воздуху, высоко парил. Это зрелище действительно очень красивое. Оно и отразилось на страницах романа. Планер скользит по воздуху, иногда зависает почти неподвижно в восходящих потоках воздуха, рис. 1.25, рис. 1.26.

Далее, Сервантес обсуждает имя «коня» – Клавиленьо. Сказано: <<И ему дано имя весьма подходящее: его зовут Клавиленьо Быстроногий, – «леньо», то есть кусок дерева, показывает, из чего он сделан, «клави» – это от слова «клавиха», то есть колок, и намекает на колок, который у него во лбу… Рыцарь, сидящий на нем, поворачивает колок то в одну сторону, то в другую, и конь едет, куда надобно всаднику: то взметнется под облака, то едва не касается копытами земли, а то как раз посредине>>, ч. 2, с. 292.

Речь тут идет, скорее всего, о КЛАВИ = руле управления планером. Меняя его положение, планеристы выбирают нужное направление и высоту полета. Это большое искусство. Между прочим, название КЛАВИ, вероятно, является легким искажением славянского КЛЮВ, КЛЕВАТЬ, что указывает на клюв птицы. Сравнение планера с птицей – совершенно естественно. Поэтому слово КЛЮВ и вошло в наименование

деревянного «коня» Дон Кихота. Подробнее о смысловом кусте вокруг слова КЛЮВ см. нашу книгу <<Русские корни «древней» латыни>>.

Рис. 1.25. Старт планериста. Взято из Интернета.

Рис. 1.26. Планер Антонов А-15. Взято из Интернета.

Сервантес отметил, что «коня» несли четыре человека. Неудивительно. Большой планер одному человеку не поднять. Кроме того, планер старались сделать все-таки легким, а потому он неизбежно был хрупким, и чтобы не повредить, его аккуратно и осторожно переносили несколько человек.

14.3. Полет Дон Кихота и Санчо Пансы на «коне»-планере или на воздушном шаре Злосмраде

Полет Дон Кихота и Санчо Пансы на деревянном «коне» происходит в присутствии Герцога и его придворных. Собралось много народа. Приближенные Герцога и Герцогини, другие многочисленные зрители. Всё это прекрасно отвечает подлинным событиям XVI века – полет Икара-Никиты происходил в присутствии царя-хана Ивана Грозного (императора Нерона) и его двора. Это было важное религиозное представление, мистерия. Тут Сервантес не погрешил против истины. Герцог (то есть, как мы понимаем, Дон Кихот = Иван Грозный) напутствует Санчо Пансу перед тем, как тот сядет на «коня»-планер. Здесь у Сервантеса легкая путаница – Дон Кихот выступает здесь в двух ипостасях – и как Герцог и как человек, который сейчас взлетит на планере-«коне» к небесам. Причины путаницы понятны. Дело в том, что в истории XVI века было два «планериста» – Икар-Никита и Дедал (Аристотель Фиорованти, см. нашу книгу «Раскол Империи»), Икар разбился, а Дедал спасся, выжил, рис. 1.27. Но Сервантес жил вдали от ханского двора Империи, не был вхож в царский дворец, а потому пользовался какими-то сбивчивыми записями путешественников и иногда путался. Хотя в целом канву рассказа передал верно.

Санчо заявляет: «Пусть мой господин сядет на коня, потом завяжите мне глаза, помолитесь за меня богу и скажите: когда мы будем лететь там, в вышине, могу ли я поручить себя господу богу», ч. 2, с. 297.

Рис. 1.27. «Дедал и Икар». Charles Paul Landon (1760–1826). Musee des Beaux-Arts et de la Dentelle d'Alencon. Взято из Интернета, Википедия.

Дон Кихот «без дальних слов сел верхом на Клавиленьо и попробовал колок: оказалось, что колок поворачивается совершенно свободно; а как стремян не было, то ноги у Дон Кихота висели в воздухе… Санчо влезал на коня медленно и неохотно, наконец, расположился на крупе поудобнее…

Оба завязали себе глаза, затем Дон Кихот, удостоверившись, что всё в надлежащем порядке, тронул колок, и едва он прикоснулся к нему пальцами, как все дуэньи и все, кто только при сем присутствовал, начали кричать:

– Храни тебя господь, доблестный рыцарь!

– Господь с тобой, бесстрашный оруженосец!

– Вот, вот ВЫ УЖЕ ВЗЛЕТЕЛИ НА ВОЗДУХ И ТЕПЕРЬ РАЗРЕЗАЕТЕ ЕГО БЫСТРЕЕ СТРЕЛЫ!

– Вот уже все, кто глядит на вас снизу, дивятся и приходят в изумление!

– Сиди прямо, доблестный Санчо, не качайся! Смотри не упади, А НЕ ТО ТВОЕ ПАДЕНИЕ БУДЕТ ГОРШЕ ПАДЕНИЯ ТОГО ДЕРЗНОВЕННОГО ЮНОШИ, КОТОРЫЙ ВЗДУМАЛ ПРАВИТЬ КОЛЕСНИЦЕЮ СВОЕГО ОТЦА, ТО ЕСТЬ СОЛНЦА!», ч. 2, с. 299–300.