Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
2: Нет, ст. Вильяновка до Ступок, а с Вильяновки до Краматорской — в наших руках.
1: По какой карте вы говорите?
2: Вильяновка — это разъезд по железной дороге, и как разъезд, наверное, не отмечен» [851] .
Этот характерный диалог красноречиво свидетельствует об уровне владения картами и согласованности действий советского командования, оперировавшего в Донбассе.
Еще хуже было с такими понятиями, как «секретность» и «конфиденциальность». Понятно, что руководство ДКР и командование только что сколоченных военных отрядов не имели ни малейшего представления о том, где проходит грань между публичной и непубличной информацией, о допусках к военной тайне и режимности работы. Не надо забывать, что наркомы ДКР одновременно были редакторами правительственных газет и выпускали их, что называется, «не отходя от кассы», прямо в здании Совнаркома на Сумской, 13. Потому в газетах Донецкой республики очень оперативно, чаще всего на следующий день, публиковались приказы с фронта, секретные распоряжения командования, стенограммы телеграфных переговоров. Более «открытого общества», чем то, которое существовало в ДКР, представить себе сложно!
851
Гражданская
2 апреля 1918 г. главковерх Антонов даже вынужден был обратиться телефонограммой к редакциям харьковских газет с настоятельным требованием: «С получением сего прошу воздерживаться впредь от печатания каких — либо сообщений о военных действиях, кроме моих официальных сообщений». Эту телефонограмму с радостью напечатали харьковские газеты — ведь на телеграммы Антонова запрет не распространялся [852] .
Правда, в самом штабе Антонова — Овсеенко ситуация с «секретностью» была не намного лучше. Журналистка московской газеты «Раннее утро», посетившая в марте штаб главковерха в Таганроге, после того как Антонов дал ей посмотреть «для сведения» военные сводки, просто — таки поражалась «какой — то детской беспомощности, чисто русской неприспособленности… и простодушной доверчивости» командования. Она поведала читателям, как зашла в службу связи штаба и спросила новости, на что получила ответ: «А вас что интересует? Пожалуйста, товарищ, вот вам все полученные за ночь телеграммы и разговоры по прямому… А тут вот старые… Только не взыщите, видите, какой у нас беспорядок! Иногда день ищешь какую — нибудь бумажку!» Московская журналистка призналась: «Несмотря на большой соблазн, я не воспользовалась наивным и доверчивым предложением «порыться» в секретных военных телеграммах… Ну, а в какой мере пользуются таким «простодушием» (или неряшливостью?) их враги?..» [853] .
852
Донецкий пролетарий, 3 апреля 1918 г.
853
Возрождение, 20 марта 1918 г.
Бардак на столе главковерха не мог не отразиться и на ситуации с качеством самих приказов. В отчете Сиверса от 10–х чисел апреля 1918 г. (на этот раз он уже подписывался как «командующий 2–й Особой армией Южнорусских советских республик») видно, как он постоянно получал совершенно разноречивые приказы из Ставки по поводу действий по обороне Харькова. Сивере жаловался, что как только он закончил работы по укреплению станции Готня на подступах к столице ДКР, как ему было велено перебрасывать армию на Грайворон. Но как только он двинулся туда, ему было велено сосредоточить войска у Пересечной, в результате чего «войска были вновь собраны из похода, погружены в вагоны и направлены на Белгород — Харьков». Прибыв на станцию Дергачи, Сивере получил приказ двигаться на… Пересечную. И так продолжалось несколько дней, пока артиллерийский огонь неприятеля не застал части Сиверса в эшелоне. В итоге советская «тяжелая артиллерия не успела еще выгрузиться и вынуждена была уехать эшелоном на Харьков». В общем — то, это тоже — вполне типичная картина первых месяцев Гражданской войны в России [854] .
854
Гражданская война на Украине, т. 1, кн. 1, стр. 114.
Еще одна характерная иллюстрация периода немецкого наступления на ДКР: 20 апреля 1918 г. общее собрание Юзовской организации РСДРП(б) обсуждало одну «насущную проблему» — о праздновании Первомая. В протоколе записано: «Тов. Гордон доложила, что ввиду наступления 1 Мая необходимо готовить хор для празднества и что желающие вступить в хор должны ходить на спевку в зал Тудоровских [театр братьев Тудоровских на Садовом проспекте. — Авт.] в указанный срок» [855] . С учетом того, что уже 22 апреля немцы вошли в Юзовку, у местных большевиков явно не было более важных тем для обсуждения. Что уж удивляться полной неразберихе на фронте?
855
Большевистские организации Украины, стр. 631.
Справедливости ради надо заметить, что этот бардак был характерен не только для большевиков того периода и не только для Донецкой республики. Достаточно вспомнить, как в марте — мае 1918 г. по тылам войск Германии, УНР и ДКР фактически беспрепятственно совершил многокилометровый поход значительный по тем меркам (ок. 1 тыс. человек) боевой отряд полковника Михаила Дроздовского, отправившегося на Дон из румынских Ясс.
Деникин так описывал обстоятельства похода дроздовцев по украинским степям: «Весь Юг России переживал тогда сумбурный период безвременья и безвластья несколько иначе, чем юго — восток. Земельный вопрос был уже там захватным правом разрешен…; на Юге не оседали еще в сколько — нибудь широких размерах фронтовые части, а без них формирование Красной гвардии и утверждение советской власти шло замедленным темпом… Край был наполнен небольшими неорганизованными шайками, не имевшими решительно никакой политической физиономии и своими разбоями доводившими до отчаяния все население. Благодаря этим обстоятельствам отряд Дроздовского шел, почти не встречая сопротивления; только у Каховки и Мелитополя он столкнулся с большевистскими бандами, которые разбил легко, почти не понеся потерь, и принял участие в двухтрех карательных экспедициях» [856] .
856
Деникин, т. 2, стр. 330–331.
Переход
Схема похода полковника М. Дроздовского (из «Дневника» Дроздовского)
Стоит отметить, что «карательные экспедиции» Дроздовского были довольно жесткими и, по признанию самого генерала Деникина, сыграли в дальнейшем определенную роль в негативном восприятии белого воинства на Юге. Деникин так описывает миссию Дроздовского во время его похода, романтизированного белыми мемуарами: «Из далеких сел приходили депутации, …привозили связанными своих большевиков, членов Советов — и преступных, и, может быть, невинных — «на суд и расправу». Суд бывал краток, расправа жестока. А наутро отряд уходил дальше, оставляя за собой разворошенный муравейник, кипящие страсти и затаенную месть» [857] . Заметьте, это было время, когда в ДКР еще спорили о том, применять или нет смертную казнь, не знали кровавого разгула «чрезвычаек», а будущий «палач» Саенко еще упражнялся в стрельбе по грабителям, а не по пленным. «Затаенная месть», о которой писал Деникин, только копилась и превратилась в массовый «красный террор» чуть позже, спустя всего — то несколько месяцев.
857
Там же, стр. 331.
Сам Дроздовский писал в своих дневниках: «Страшная вещь гражданская война; какое озверение вносит в нравы, какою смертельной злобой и местью пропитывает сердца; жутки наши жестокие расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим из добровольцев. Сердце мое мучится, но разум требует жестокости». Дроздовский признавался, что исповедовал принцип «два ока за око, все зубы за зуб» [858] . Так рождалась «геометрическая прогрессия» нараставшего террора со всех сторон. Глупо сейчас искать виновных и меряться количеством крови, пролитой той или другой армией.
858
Дроздовский, стр. 53, 71.
По воспоминаниям участников похода дроздовцев, они лишь пару раз соприкасались с немцами и австрийцами, не вступая с ними в перестрелку, несколько раз имели стычки с большевистскими отрядами, а отрядов УНР не видали вовсе на протяжении всего похода. Надо заметить, что наступление Дроздовского шло параллельно, ни быстрее, ни медленнее, немецкого наступления и, соответственно, отступления войск советских республик Юга России. К примеру, 4 мая последние донецкие армии покинули пределы ДКР и по приказу Ленина формально должны были быть разоружены, а на Пасху, 5 мая, отряд Дроздовского занял Ростов, который оборонялся лишь небольшим отрядом местных красногвардейцев. Накануне Таганрог, уже занятый немцами, дроздовцы обошли, едва не вступив в вооруженный конфликт с оккупантами. То есть на самом деле, офицеры Дроздовского шли за немецким наступлением и прямого столкновения с регулярными армиями ДКР у них не было ни разу. Но сам факт длительного (более 1200 км) похода большого отряда по тылам различных противоборствующих сторон свидетельствует о том, что фронта в современном понимании слова в 1918 году не было [859] .
859
Туркул, стр. 16; Деникин, т. 2, стр. 335.
Кстати, большевики распространяли историю о примерно таком же походе по тылам немецких войск неких австрийских драгун, которые решили перейти на сторону Советов (надо полагать, речь идет о галичанах, поскольку шли они из Галиции первоначально по приглашению Центральной Рады, обещавшей платить им по 300 рублей в месяц). В середине марта нарком ДКР И. Кожевников по прямому проводу из Сум сообщил, что в распоряжение командарма Сиверса явился драгунской полк 2–й гренадерской дивизии, якобы «прорвавшийся из Галиции сквозь немецкий фронт». По словам Кожевникова, драгуны беспрепятственно дошли до Киева, обошли его, форсировали Днепр и Десну, а затем на линии Бахмач — Гомель без единого выстрела разоружили немецкую заставу и вышли в расположение советских войск, предложив свои услуги Сиверсу. Тоже характерный эпизод, свидетельствующий о состоянии не только Красной армии, но и австро — германского фронта [860] .
860
Известия Юга, 23 марта 1918 г.
Здесь стоит отметить также, что политические деятели ДКР уделяли значительное внимание агитации вообще и агитации среди немцев в частности. Эсерка Кондратьева 1 марта на губернском съезде своей партии провозгласила: «Мы бессильны бороться с Германией ее оружием, но немцы нам не страшны, так как мы верим в силу наших идей, которые зажгут германский пролетариат». Эсеровская типография в Харькове (на Пушкинской, 31) уже в середине марта, за несколько недель до появления
германских войск, начала печатать пропагандистские листовки на немецком языке. Как сообщает Антонов — Овсеенко, по состоянию на 22 марта по городам и селам ДКР было развезено до 5 тыс. листовок на немецком языке. Судя по докладам на московском II съезде Компартии Украины в октябре 1918 г., даже в период оккупации в Харькове подпольно печатались пропагандистские материалы, направленные на разложение австро — германских войск. Помимо этого, агитационную литературу для немецких частей, стоявших в оккупированной Донецкой республике, завозили из России пудами [861] .
861
Земля и Воля, Зи 15 марта 1918 г.; Антонов — Овсеенко, т. 2, стр. 110; Гражданская война на Украине, т. 1, кн. 1, стр. 374; т. 1, кн. 2, стр. 39.