Доноры за доллары

Серегин Михаил Георгиевич

Карташов почувствовал, что его затошнило, хотя он никогда не подозревал в себе никакой особой щепетильности.

– Так, все – уберите эту и готовьте следующую, – сказал он, чтобы избавиться от тяжкого состояния и что-нибудь уже делать.

Вымыв руки и выйдя из операционной, он присел, чтобы покурить, и призадумался. Когда он поднял голову, перед ним стояла подружка только что разрезанной девушки и смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Видимо, пресловутая женская интуиция завела какой-то механизм тревоги в этой душе.

– Где Света? – одними губами спросила девушка, босая и потешная в этом своем

предоперационном маскараде.

Потешным был ее вид, но ситуация, как это сразу пришло в голову хирургу, становилась вовсе не смешной.

– Она в реабилитационной палате – приходит в себя после наркоза, – совершенно неубедительным тоном проговорил Карташов, не замечая, что сигарета уже обжигает ему пальцы. – А вы почему вышли? Идите, готовьтесь, сейчас мы будем работать с вами...

Он не успел договорить, как девушка вдруг повернулась и бросилась бежать, истошно крича. Карташов, едва успев сообразить, что произошло, кинулся ее догонять. Ему повезло: он ее быстро догнал. Схватив упирающуюся «пациентку» в охапку и зажав ей ладонью рот, Карташов потащил ее к операционной, зовя по дороге ассистента и санитара. Уложив извивающуюся жертву на стол, они с трудом привязали ее ремнями. Набрав сверхдозу успокоительного, Карташов попытался всадить ей укол, избавившись от ее набирающих силу отчаянных рывков, но все никак не мог попасть в вену.

– Держите руку! – прорычал он растерянным помощникам.

Те подскочили и в шесть рук зажали конечности девушки. По расковыренному локтевому сгибу уже вовсю струилась кровь, и Карташов проклинал все на свете: свою жадность, этот дурацкий санаторий, себя. Наконец игла легко вошла в вену. Хирург выжал поршень до конца и с облегчением отошел. Девушка подергалась еще немного, потом утихла. Когда ее глаза остекленели, Карташов надел резиновые перчатки и сказал:

– Приступаем.

* * *

Кассирша смотрела на Лямзина круглыми глазами, пересчитывая в третий раз толстенную пачку долларов.

– Здесь ровно пятнадцать тысяч, наличными, – звенящим от волнения голосом с нажимом повторяла она. – Вы уверены, что хотите перевести именно эту сумму?

– Девушка, по-вашему, я похож на идиота? Да, я хочу, я ужас как хочу немедленно перевести эту сумму! – нервно орал он.

Девушка испуганно заморгала и начала заполнять квитанцию.

Выйдя с голубым квитком в руке на улицу, Лямзин заплакал. Он чувствовал себя живым мертвецом. В один момент все его фантастическое состояние, его надежда на лучшую долю, счастье всей жизни пошло на уплату своего супружеского долга. Снова эта ужасная женщина, которая была его женой, добилась того, что он остался униженным, раздавленным и снова – нищим, как церковная мышь.

Кто, кто это сделал? Дураком надо быть, чтобы не догадаться, что на деньги его кинули анестезиолог и эта баба. Лямзину только сейчас пришло в голову, что она вообще-то была любовницей Воронцова.

– Ах я, старый дурак! – хлопнул он себя по лбу.

Лямзин заскрипел зубами. Руки у него теперь были связаны: возмездие было невозможным, парочка подстраховалась, оставив себе копию.

Он шлепнулся на скамейку и достал из-за пазухи видеокассету. И стал в бешенстве разматывать пленку, отрывать от нее куски и выкидывать на ветер. Это занятие его несколько успокоило. Он вспомнил, что еще не все потеряно. Головлев – мужик сообразительный. Он что-то говорил о карточке...

«Да! Вспомнил! Это – мой последний козырь», – сказал себе Лямзин и пошел обратно в клинику.

ГЛАВА 25

Вечером Дима нашел своего нового «приятеля» и сообщил ему о своем намерении сегодня «оттопыриться» как следует. Егор воспринял предложение с оживлением и помчался доложиться Зосимову о том, что ему необходимо отлучиться сегодня по важным и неотложным делам. Зосимов хоть и посмотрел криво, но разрешил – у него сегодня без того было дел невпроворот, чтобы призывать к порядку заленившегося толмача.

Итак, не успело еще стемнеть, как оба «друга» вывалили из санатория. Один – в надежде хорошо повеселиться, другой – со своими, известными только ему намерениями. Когда они пересекали двор, Дима обратил внимание на то, что инкассаторская машина все еще здесь. В этот момент машина завелась и поехала.

– О! – воскликнул Егор. – Попутка! Эй, парни, подбросьте до Москвы!

Махая руками, он бросился к машине. Та сердито фыркнула, взревела двигателем и промчалась мимо.

– У, жлобы, – погрозил кулаком вслед уезжающей инкассаторской машине Егор.

Дима стоял и пристально смотрел машине вслед.

– Ну, и что ты замер? – задиристо спросил переводчик у Красникова. – Если хочешь хотя бы к утру до Москвы добраться, ножками перебирай побыстрее.

Он повернулся и, отмахивая одной рукой, пошел к автостраде. До города им удалось добраться достаточно быстро. Они выбрали ближайший маленький бар и засели там, хорошенько затарившись спиртным. К огромному Диминому счастью, место было достаточно спокойным: классический паб с умеренно громкой музыкой и немногочисленной публикой. Егор, правда, немного поворчал, что столь скучного бара он в жизни не видел, и предлагал доехать до центра и погулять там, как следует. Вскоре он достиг такого состояния, в котором в принципе все равно было, где пить. Дима терпеливо дождался этого момента, выслушав тысячу историй из жизни разочаровавшегося в жизни переводчика, и даже подал несколько жизненных советов, впрочем, достаточно формальных, чтобы не придавать им никакого значения.

После того, как собеседник прошелся по всем периодам своей жизни, от детства и вплоть до неудачного опыта женитьбы, Дима, украдкой глянув на часы, решил, что пора переводить беседу в нужное русло.

– А к нам-то ты как попал?

Получив более чем исчерпывающую информацию по этому поводу, Дима стал распространяться насчет внутреннего устройства и распорядка санатория, которые известны более всего служащим, провоцируя тем самым Егора высказываться на сей счет. Больше всего Дима рассчитывал на заключительную фразу своего монолога:

– И все время мне кажется, что все у нас неспроста и за всем этим что-то кроется...

– Вот-вот! – к радости Красникова, подхватил Егор. – Я у вас без году неделя, и мне тоже показалось, что у вас пахнет жареным, причем на всех этажах. Например, сегодня: подснял в холле двух хорошеньких девчушек, хотел их с собой сюда прихватить, а их уж и след простыл. И никаких следов. Мне почему-то кажется, что они из санатория не уходили...

– А может, они на той же машине уехали, что и приехали?