Шрифт:
ЛИЧНОЕ И СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ
г-на УИНСТОНА ЧЕРЧИЛЛЯ
МАРШАЛУ И.В.СТАЛИНУ
Прошлой ночью мы снова послали 370 машин и сбросили 700 тонн на Берлин. Первые донесения говорят о превосходных результатах.
30 марта 1943 года.
ЛИЧНОЕ И СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ
ОТ ПРЕМЬЕРА И.В.СТАЛИНА
ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ
Получил Ваше послание от 30 марта с сообщением о том, что нужда заставляет Вас и г. Рузвельта отменить посылку конвоев в СССР до сентября. Я понимаю этот неожиданный акт как катастрофическое сокращение поставок военного сырья и вооружения Советскому Союзу со стороны Великобритании и США, так как путь через Великий океан ограничен тоннажем и мало надежен, а южный путь имеет небольшую пропускную способность, ввиду чего оба эти пути не могут компенсировать прекращения подвоза по северному пути. Понятно, что это обстоятельство не может не отразиться на положении советских войск.
Ф. РУЗВЕЛЬТ И.В. СТАЛИНУ
Уважаемый г-н Сталин.
Направляю Вам это личное письмо с моим старым другом Джозефом Э. Девисом. Оно касается лишь одного вопроса, о котором, по-моему, нам легче переговорить через нашего общего друга.
Г-н Литвинов является другим единственным другом, с которым я говорил на этот счет.
Я хочу избежать трудностей, которые связаны как с конференциями с большим количеством участников, так и с медлительностью дипломатических переговоров. Поэтому наиболее простым и наиболее практичным методом, который я могу себе представить, была бы неофициальная и совершенно простая встреча между нами в течение нескольких дней.
Мы с Вами, конечно, обсудим военное положение как на суше, так и на море, и я думаю, что мы сможем сделать это и в отсутствии представителей штабов…
Я очень надеюсь, что наши вооруженные силы полностью овладеют Тунисом к концу мая, и Черчилль и я на будущей неделе будем работать над второй фазой наступления.
По нашей оценке, положение таково, что Германия предпримет развернутое наступление против Вас этим летом, и мои штабисты полагают, что оно будет направлено против центра Вашей линии.
Вы делаете великую работу.
Доброго успеха!
Искренне Ваш
Франклин Д.РУЗВЕЛЬТ
5 мая 1943 года.
Глава 1
Сталин медленно прохаживался по ковровой дорожке, глушившей звук шагов его обутых в мягкие сапоги ног – многие опрометчиво считали, что привычку расхаживать он приобрел во время ссылки или тюремного заключения при царизме, и только несколько из особо приближенных людей знали, что вождь жестоко страдал от частых ревматических болей и поэтому так любил выхаживать по кабинету, разминая суставы. Тогда боль отступала.
В правой руке он зажал потухшую трубку; беспокойно шевелились
Генерал Ермаков, навытяжку стоявший у торца длинного стола, почувствовал, как взмокла ладонь, державшая кожаную папку с документами. Боясь шевельнуться, он только глазами провожал обтянутую тонким сукном сутуловатую спину вождя, уходившего к своему столу с зажженной сильной лампой под красивым абажуром и множеством уродливо изломанных папирос, грудой наваленных в большой хрустальной пепельнице – табак из них уже почти прогорел в потухшей трубке.
Когда Сталин поворачивался и шел обратно, Алексей Емельянович старался не смотреть в его казавшееся абсолютно невозмутимым, сильно тронутое оспой лицо с толстыми усами, а глядел на пуговицу или на трубку, крепко захваченную тонкими пальцами.
3а длинным столом для заседаний, вплотную приставленным к письменному столу вождя, сидели Лаврентий Берия, Клим Ворошилов, Лазарь Каганович и Вячеслав Молотов. Генерал ожидал увидеть в кабинете и Льва Мехлиса, но его не было, и это показалось добрым знаком, неким обещающим предзнаменованием.
Вячеслав Михайлович Молотов, поблескивая стеклышками пенсне, за которыми прятались холодные светлые глаза, устроился слева от рабочего места товарища Сталина, разложив перед собой бумаги. Напротив него сидел вечно розоволицый Климент Ефремович в маршальской форме. Рядом с Молотовым, постоянно вертя головой, словно она, как у куклы-марионетки, была невидимой нитью связана с расхаживавшим по кабинету Сталиным, помогала ему делать каждый новый шаг по ковру и незримо поддерживала, нервно ерзал на стуле Лазарь Моисеевич Каганович.
Поодаль от них, на той же стороне стола, усевшись так, чтобы все время находиться лицом к товарищу Сталину, пристроился Лаврентий Павлович Берия, одетый в темный двубортный костюм и светлую крахмальную сорочку с темно-вишневым галстуком. На губах его застыла не то усмешка, не то брезгливая гримаса. Чуть подрагивающими от тщательно скрываемого нервного возбуждения пальцами он брал за уголки лежавшие перед ним документы и складывал их в стопку, аккуратно подравнивая края. Нарком закончил свой короткий доклад, веское слово об измене сказано!
Шелест листков в руках Лаврентия Павловича стал единственным звуком, который слышал Алексей Емельянович, и от нервного напряжения этот шелест казался ему громом. Или просто так гулко стучало сердце, отдаваясь громким током крови в ушах? По спине, увлажняя рубаху, надетую под кителем, между лопаток потекла струйка холодного пота, вызвав неодолимое желание почесаться, и от этого генералу стало страшно.
Сегодня, когда на очередном докладе член особой пятерки нарком небрежно бросил, что генералу Ермакову надо поехать с ним к товарищу Сталину, чтобы присутствовать на совещании по делу генералов-изменников, – он так и сказал: «генералов-изменников», а не «генерала-изменника»! – поскольку могут возникнуть вопросы к непосредственным исполнителям, Алексей Емельянович, как ни странно, обрадовалоя. Он не смел и мечтать о встрече с вождем, которому безгранично верил, а тут вдруг представилась возможность лично обратиться к нему с просьбой о более тщательной проверке всехобстоятельств дела.