Дорога цвета собаки
Шрифт:
Все остальные жители, словно позабыв о времени суток, а главное, о работе, тоже не раскрыли ставней и не подняли штор.
Безлюдный город пребывал в абсолютном молчании.
Когда же не смыкавшая глаз птичница открыла помещение, где ночевали внутри пространной клетки отборные королевские попугаи, то и попугаи не удостоили Суэнское солнце каким бы то ни было вниманием. Дно клетки украшала пёстрая горка из тёплых, разморённых тел с полуоткрытыми клювами…
Сам король не проснулся сегодняшним утром. Дворец походил на вымерший улей. Тщетно носились дворники и птичница Марьяна по сонному королевству, поливая его подданных водопроводной водою: подданные
К трём часам дня от разноцветной горки на дне клетки стали медленно отделяться и подниматься к жёрдочкам, словно пузырьки в сифоне, первые птички. Они клевали носом и наотрез отказывались отвечать на вопросы Марьяны.
Одновременно в разных частях города стали поскрипывать ставни, и на улицах появились люди, среди которых нашлись служащие полиции и департамента внутренних дел. Экстренное следствие установило, что в городской водопровод был подмешан шнапс с сонным зельем. И то, и другое молодые бедокуры обнаружили в подвале вертепа, после чего тайно проникли к центральной трубе, и предрассветный стакан воды, с принятия которого суэнцы начинали день, вновь свалил их в постели. Ночь продлилась в итоге до трёх часов дня.
Молодые повесы были взяты под стражу, королевское войско – расформировано, а день, ввиду праздности, объявлен выходным. Знатные вельможи-отцы по сей день платят золотом и шёлком штрафы в казну. Знатных повес выпускают в порядке очерёдности, в зависимости от размеров выкупа.
Чуть позже Годар узнал из беседы двух прохожих-ремесленников, что сонным зельем был осквернён не весь водопровод, а одна его ветвь, несущая в жилища скирян воды минерального источника.
Традиционный предрассветный стакан любезного вкусу целительного напитка наливали, как водится, прямо из крана. Да что там говорить, сокрушались беседующие господа, при любезном сердцу короля Птичьем дворе были на сей случай предусмотрены автоматические поилки. Город остался без попугаев, будь они прокляты. И как только умудрились раскопать часть трубы под вертепом уволенные нынче офицеры, как исхитрились сместить Границу между Ночью и Днём, формально не нарушая буквы закона?..
К ночи, однако, вода сортировалась и подавалась в коммунальные объекты исправно: иностранец определил это по отсутствию новых версий.
Глава вторая
Славный рыцарь Годар, прибывший в ослабевшее Суэнское королевство из Стран Неестественной Ночи с тем, чтобы вызволить его из путины внутренних противоречий и избавить от налётов врага, благородный витязь Годар, зачисленный в королевское войско Указом Его Величества короля Кевина I от шести вечера, был приглашён в день прибытия на офицерский банкет по случаю формирования нового состава королевского войска. Приглашение вручил Годару дежурный чиновник департамента иностранных дел.
Напрасно Годар отстаивал право на другие намерения; доказывал собственное – отнюдь не знатное – происхождение, рассказывая перипетии родословной; напрасно просил проверить достоверность королевского указа, который, по его мнению, не мог появиться спустя всего час после появления в городе неизвестного странника – клевавший носом пожилой чиновник мягко, но настойчиво рекомендовал явиться витязю королевского войска в Казённый дом на улице Шелковичной не позднее десяти часов, чтобы не подпасть под статью о нарушении Границы между Ночью и Днём.
Так как время в Краю Полуденного Солнца определялось по часам – настенным, настольным, наручным – которые согласовывались с курантами на часовой башне, что располагалась в ансамбле Дворцовой площади, а стрелки настольных часов в кабинете чиновника подтягивались к назначенному сроку, Годар счёл разумным поспешить на Шелковичную улицу в некий Казённый дом, получивший у населения с лёгкой руки птичницы Марьяны славу вертепа, прозванного Шёлковым.
Ему и в самом деле показалось неуютным приземистое бревенчатое здание, похожее на обронённый посреди двора спичечный коробок. Коробок окружали сомкнутые деревянные домишки, соединённые общей террасой, которая встречала и увлекала с собой по кругу взгляд незнакомца, не допуская до распахнутых в глубине ставней. Из утрамбованной земли торчали кое-где пучки травы вперемешку с пеньками вырубленных кустов.
На фоне общей невзрачности и тишины постукивание молоточка где-то в глубине кружения показалось Годару дурным знаком.
Башенные куранты, слышимые повсюду, пробили начало ночи.
Годар взлетел одним махом на крыльцо Дома, толкнул плавно отпрянувшую дверь и, проходя в полутьме коридора, услышал, как хлопнули разом все ставни и упали шторы.
Чьи-то тени отплыли от наглухо задрапированных от солнца окон. Зажглись свечи и осветили Ночь, простенькая процедура обустройства которой поддерживалась до того огоньком зажигалки. Теперь, когда запылали подсвечники и бра, эта точка света стала невидимой. Зато вспыхнули сигареты, сразу же вслед за этим затушенные. Люди, находившиеся в длинной зале, стены которой были увешаны ножнами из-под холодного оружия разных стилей и веков, встали за большой овальный стол. Выстрелило канонадой шампанское. Скрещённые тени от рук с бокалами образовали узор на стенах.
– Да здравствует Его Величество король Кевин Первый! – произнёс кто-то взволнованным баритоном.
– Слава Государю! – прогремел чёткий бас.
– Слава Государю! Слава Государю! Слава Государю! – эти слова несли по кругу, как чашу вина, не соблюдая, однако, строгой очерёдности. Их мог выкрикнуть, как бы от избытка чувств, человек, находящийся через несколько голов от предыдущего славословца. Тогда круговое движение, не дав сбоя, слегка замедлялось, вернувшись ненадолго назад. Голоса, через которые перескочили, поочерёдно давали знать о себе. Когда очередь вновь доходила до нетерпеливого, тот снова повторял тост, но уже спокойнее, твёрже.
Шествие имени монарха приближалось к черте, где стоял в отдалении Годар, не видя своего места и не понимая своей роли.
– Слава Государю! Слава Государю! – отвесили сильным грудным девичьим голосом, после чего последовала заминка.
На Годара оглянулись. Одна из оглянувшихся – девушка с прямыми, огненно-чёрными волосами по пояс – указала ему на свободный стул слева от себя.
Годар, шагнув к столу, выкрикнул надтреснутым, чересчур громким голосом:
– Слава королю Кевину Первому!
Собственное имя монарха было передано через него от девушки к соседу справа. Тот вцепился ему в руку влажной ладонью. Другая рука Годара оказалась в твёрдой, гладкой, словно полированная дощечка, ладони девушки.
Эта гибкая дощечка свернула его пальцы в кулак. Сердце его вдруг начало бешеную скачку. К груди приливали две враждебные друг другу волны: одна – полная возвышенного негодования, прямо-таки ярости на какого-то неясного врага, способного отнять или запятнать имя; другая – столь же сильная – вся из трепетной нежности, из радужной морской пены и искрящихся брызг.