Дорога дальняя, казенный дом
Шрифт:
— У меня тоже сегодня мог появиться любовник, — весело сказала она.
— Я знаю… — улыбнулся он. — Денис мне звонил…
Кто бы сомневался… Олимпия и не строила никаких иллюзий относительно своей свободы. Она знала, что каждый ее шаг под контролем…
— Это какое-то безобразие! — с высокой волны эмоций изобразила она возмущение. — Им открываешь душу, а они лезут в трусы… А ведь знал, паразит, что ко мне можешь лезть только ты…
— Денис с ним разобрался… А с тобой разберусь я…
— Но я-то в чем виновата?
— В том, что ты дьявольски
Алтынов крепко прижал ее к себе и жарко задышал в ухо:
— Пошли, я покажу тебе, как правильно лезть к девочке в трусы…
Ей вовсе этого не хотелось. Но пришлось изобразить желание.
— Мы можем сделать это прямо здесь…
Она готова была отдаться прямо в холле, на виду у прислуги. Но будет лучше, если это произойдет в спальне… Алтынов думал примерно в том же ключе. Поэтому поволок ее на второй этаж. Правда, до спальни так и не довел. Затащил в зимний сад и прислонил к пальме. Спасибо, что на кактус не уложил…
3
Не сказать, что Алтынов превзошел себя. Но неважно, как показал себя мужчина в постели, куда важней, как оценила его действия женщина. Олимпия впала в прострацию от показного восторга. Она умела убедить Ивана Александровича в том, что лучшего мужчины, чем он, нет и быть не может…
Наверняка и Марина пыталась убеждать его в этом. Но вряд ли он ей верит. Во всяком случае сейчас точно не верит. Ведь у нее были любовники. А у мужчин своя логика. Если жена спит с другим, значит, ей мало мужа. Марина — бывшая жена, но в данном случае ей мало воспоминаний о бурных совместных ночах. Значит, ей мало самого Алтынова. Значит, она его уже не любит… Зато с Олимпией все в порядке. Она ушла к нему от молодого и энергичного во всех отношениях мужа и сейчас даже не думает о других мужчинах. Случай с Аликом тому подтверждение…
И все же Марина по-прежнему опасна. Может, Алтынов и не простил ее, но женская интуиция подсказывала, что он все равно неровно к ней дышит. Как бы не переметнулся на другую сторону…
— О чем ты думаешь? — спросил Иван Александрович.
Они голышом лежали на водяном матрасе, внутри которого плавали искусственные золотые рыбки. Хоть они и неживые, но казалось, что любая из них в состоянии выполнить одно желание. Но не поймать их. Да и желаний у Олимпии было столько, что этих рыбок явно не хватит, чтобы их выполнить.
— О том, что могу стать русалкой… — задумчиво изрекла она.
— Что за блажь?
— Если ты меня вдруг бросишь, я обязательно стану русалкой. Это нетрудно. Река у нас глубокая, мост высокий. Спрыгну с моста — и поминай как звали… А ты будешь лежать на этом матрасе со своей Мариной, смотреть на этих рыбок…
— При чем здесь Марина?
— Ну, не Марина… Мало ли кто… Только не думай, покоя от меня не ждите. Я буду приплывать к вам. Русалкой буду плавать под вами…
— Я не собираюсь тебя бросать… И плавать ты должна только подо мной. Можешь русалкой, можешь ласточкой, можешь черт знает чем. Лишь бы подо мной…
— Черт знает чем? Это интересно. Надо попробовать… Но не сейчас.
На самом деле устал Алтынов. И никакой он не зверюга. Но мужики не только падки на лесть, они еще и верят в нее. И Алтынов верит… Пусть верит во что угодно, лишь бы только замуж взял. И желательно без условностей новомодного брачного контракта. Хотя это вряд ли…
— До ночи еще время есть, отдохнешь, — снисходительно улыбнулся он.
Похоже, он уже собрался идти в душ. Сейчас взбодрится, смоет усталость и снова займется своими делами. А Олимпия хотела, чтобы он занимался только своей женой, неважно, что гражданской. Она должна была удержать его на любовном ложе. Для этого нужно было продолжить разговор.
— Сегодня Анжелу видела, — первое, что пришло на ум, сказала Лима.
— Какую еще Анжелу?
— Ну я тебе рассказывала. Вадим твой с нею гулял, ну, еще до меня…
— Да, что-то слышал…
— Она еще ребенка от него родила…
— Да, ты говорила, что она беременна… — вспомнил Алтынов.
— Так сколько времени уже прошло… Ребенку год уже…
— Ты уверена, что ребенок от Вадима?
— Ну, да… Да и она сама подтвердила… Но дело не в ребенке. Дело в ее муже… Муж у нее военный, офицер… Ему в Чечне обе ноги оторвало…
— А чему ты радуешься? — Алтынов с упреком посмотрел на Олимпию. Как ушат ледяной воды на нее вылил.
— Я?! Радуюсь?! — оторопело спросила Олимпия, вытягиваясь в лице. — Совсем не радуюсь… Просто у меня настроение хорошее… Было…
— Извини, если я ошибся… Так что там с мужем?
— Ну говорю же, обе ноги потерял…
— И что?
— Так Анжела с ним осталась!
— А что тут удивительного? Он же муж…
— Муж, но без ног… Ноги же не вырастут… Я ей говорю, зачем он тебе? А она — муж без меня пропадет… А сама она не пропадет… Она же еще молодая, ей жизнь устраивать надо… Ну не дура?
— Кто дура? — как-то странно покосился на Олимпию Алтынов.
— Ну, Анжела… — дрогнувшим голосом уточнила подруга Ивана Александровича.
И сама почувствовала себя дурой. Нашла о чем говорить, да еще в осуждающе-насмешливом тоне. Ведь Алтынов мужчина, а мужская солидарность многое значит.
— И муж у нее дурак, да? Умные дома на печи лежат, а дураки в Чечне воюют. Кровь за нас проливают…
— Ну ты же сам говорил, что это глупая война…
Олимпии очень не нравился тот оборот, который принял разговор. Но ведь она сама во всем виновата. А Иван Александрович уже так завелся, что не остановишь.
— Глупая, но солдаты в этом не виноваты. Они приказ выполняют, они кровь проливают… И они вовсе не дураки… Дураки там, в Кремле… Значит, у Анжелы муж без ног. Долг свой родине отдал, ноги в Чечне потерял… И Анжела его не бросила. И бросать не собирается… Да ей памятник при жизни поставить надо, а ты ее дурой назвала…
Олимпия была близка к истерике.
— Дорогой, ты не понял! Анжела Вадима любит…
— А ты бы меня бросила, если бы я без ног вдруг остался? — перебивая, хлестко спросил Алтынов.