Дорога гигантов
Шрифт:
Мы подошли к крыльцу виллы.
— Завидую вам, господин Жерар, — сказала Антиопа, — вы сейчас все это увидите в первый раз. Ничего нет прекраснее виллы Клэйр. Каким угрюмым, каким мрачным покажется вам наш Кендалль, когда вы туда вернетесь... Нет, нет, не возражайте. Сначала посмотрите. И знаете, — сказала она, сильнее опираясь на руку Реджинальда, — все это устроил, все подобрал, все расположил вот этот мальчик... Потому что у него так же много вкуса, как и красоты.
— Антиопа, дорогая Антиопа, — пробормотал юноша с очаровательно смущенной улыбкой, — перестаньте! Какая вы несносная.
— Нет,
— Господи, Антиопа, какая вы смешная, — сказал, смеясь, юноша в куртке цвета персикового дерева. — А она, знаете, кто она? Она принадлежит к целой куче тайных обществ, имеющих целью прогнать англичан из Ирландии. Ее имя написано в одном пророчестве, которое делает из нее что-то вроде ирландской Жанны д’Арк. Нет, вот вы, Антиопа, поклянитесь, что я говорю неправду!
— Правду. Совершеннейшую правду, — сказала Антиопа. — В этот дом, куда иду я сейчас пить чай, — однажды, и уже скоро, очень скоро, войду я с пылающим факелом в руке. Но видите, господин Жерар, пока что мы все-таки друзья, добрые друзья.
Она потрепала юношу по щеке. Потом расхохоталась.
Было во всем этом что-то, что тяжело ложилось мне на душу. Эта манера держаться — казалась мне такой необычной, эта веселость — такой деланной. Угадала ли Антиопа мои впечатления? Вероятно; по крайней мере голос ее стал вдруг совсем другим, зазвучала в нем почти суровость, и она сказала:
— Довольно глупостей. Идемте. Неприлично больше заставлять ждать вашу маму.
В просторной галерее, куда мы, прежде всего, попали и где они проводили больше всего времени, — я совсем не заметил фамильных портретов. Я вполне одобрил такую скромность. Обилие изображений Соммервилей лишь подчеркивало бы незначительность линии Арбеклей.
Выложенный черными и белыми плитками пол. Большое зеркало в раме черного дерева, над жардиньеркой с голубыми гортензиями... В застекленную стену был виден сад, сбегавший к морю, уже окутанный туманом. Один из тех садов, перед которыми вместе с милым лордом Гарри так любил мечтать юный Дориан Грей, возвращаясь после распутной ночи, проведенной с курильщиками опия, портовыми рабочими и гринвичскими красотками.
Графиня Кендалль казалась такою чуждой всей этой пышной роскоши. Зато как хорошо чувствовал себя среди нее милый юноша!
— Мама, — закричал лорд Арбекль. — Вот и мы!
Он толкнул решетку из лакированного дерева, заменявшую дверь, приподнял бархатную портьеру и знаком пригласил нас войти.
Леди Флора сидела на низеньком диване, покрытом черным бархатом. Она курила папироску; когда мы вошли, бросила ее в чашку из черного стекла.
Она поцеловала Антиопу в лоб. Та села рядом с ней на диван.
— А, господин Жерар, — сказала она, — укротитель непокорных лошадей! Как это мило, что вы ответили на первый же мой призыв.
Она улыбалась. Обнаженная рука ее белела на черном диване.
Антиопа непринужденно откинулась на подушки.
— Реджинальд, — сказала она, — мне так уютно здесь, не хочется двигаться. Изобразите из себя барышню, подайте, нам чай.
С легкостью феи юноша цвета персикового дерева пододвинул столик с чайником и другими принадлежностями. Антиопа попросила налить ей чаю, он также пил чай. Я предпочел портвейн, леди Флора последовала моему примеру. И уже один этот выбор начинал устанавливать какое-то родство между нами. Лорд Реджинальд сидел у моих ног на ковре и занимался тем, что кончиком орхидеи дразнил крохотную собачку, похожую на муфту, на комок шерсти, в котором пропадали голова и хвост. Собачонка неистово тявкала на цветок.
— Да ну, Реджинальд, оставьте Ирму в покое, — сказала ему мать; в голосе ее были какие-то странные металлические звуки; должно быть, голос от природы очень властный.
Воспользовавшись минутой, когда она была занята своим стаканом с вином, своей папиросой, которую опять закурила, и перебегавшим с предмета на предмет разговором с Антиопой, я стал разглядывать леди Флору. Я напрасно лгал бы, если бы стал отрицать, что она произвела на меня сильное впечатление. Итак, я разглядывал леди Флору. На ней было бархатное платье цвета рубина. Остриженные светло-русые волосы оставляли открытой очаровательную, как у девушки, шею. Она была сильно декольтирована, но это не бросалось в глаза. Я должен был посмотреть на сидевшего у наших ног сына, чтобы вспомнить, сколько этой женщине лет, да и это не очень помогало. «Такие вещи надо видеть, чтобы в них поверить», — сказал мне мой скромный осведомитель, лакей Уильям. Ах, даже когда видишь, не веришь.
От ее шеи, от обнаженных рук глаза мои неудержимо скользнули к бедрам, едва стянутым широким поясом из темных янтарей, и еще ниже. Одна нога, в золотистом шелковом чулке, была открыта. Сквозь паутинную ткань просвечивало круглое колено. Больше я ничего не мог разглядеть. Я отвел глаза и встретился с глазами Антиопы. В них была такая злая насмешка, что я вздрогнул.
Сообразив, что некоторые темы разговора могли бы тут сыграть для меня роль западни, я благоразумно решил хвалить лорда Арбекля за вкус, который он проявил в убранстве виллы.
Я почувствовал, что мои комплименты были очень ему приятны. В фиалковых глазах светилась признательность.
— Право, вы слишком снисходительны.
— Конечно, все довольно удачно, — небрежно заметила леди Флора.
— Про идеи тогда можно с уверенностью сказать, что они удачны, — ответил Реджинальд, — когда другой заимствует их у тебя. Вы, конечно, знаете, господин Жерар, сэра Филиппа Сассуна?
— Не имею чести.
— В самом деле? Как это странно! А ведь сэр Филипп Сассун очень известен в интеллигентных кругах. Спору нет, сэр Филипп — человек замечательный и вполне джентльмен. Но по отношению ко мне он был не очень-то мил.