Дорога к «Черным идолам»
Шрифт:
Оторопелый Лисков принялся забрасывать уголья землей.
— Пошли!
Каким невероятным ни казалось появление машины на дороге, Эмик понял: в глубине души он ждал и боялся этого. Проклятый шофер — ему на редкость везет. Ну, пусть подъедет поближе, пусть.
Упругим, гибким шагом Эмик пошел к дороге, не глядя на Лискова, который трусил сзади.
— Выстрелишь ты, — сказал он на ходу. — Ружье твое, тебе сподручней.
Они шли меж темными стволами. Лес постепенно редел. Все больше появлялось лунных пятен на мху, и было непонятно — то ли снег это, то ли свет. Лисков был мрачен и подавлен. Иван и на этот раз перехитрил их, он не стал дожидаться, пока его пристукнут в зимовье. Все получалось не так, как рисовал шеф. Червь сомнения поедал бледную душу Тихого Вени. Вот и сейчас Эмик заставляет стрелять его, Лискова. Известно зачем. В случае неудачи шефу будет легче выпутаться: мол, не он же шел на «мокрое». Чужими руками хочет загребать жар.
Дружки вышли на дорогу, которая рассекала лес белым шнуром. Километрах в двух или трех жужжал мотор автомобиля, и звук этот был для Лискова хуже бормашины.
— Здесь он будет ехать быстро, — сказал Эмик.
Они прошли немного в сторону поселка и оказались на вершине холма. Дорога круто переламывалась, и в месте излома, где хозяйничали ветры, поперек колеи лежали два подгнивших еловых ствола.
— Здесь, — сказал Эмик.
Фары издалека ощупывали вершинку, и над головой то и дело загорались голубоватым светом остроконечные макушки елей. Лисков посмотрел туда, где был поселок, и увидел темный силуэт Большого гольца, на котором стояли «Черные идолы». Да, Шалый Ключ совсем близко. Никак нельзя пропустить шофера.
Они залегли за бровкой, с левой, «шоферской», стороны дороги, прикрытые мощным, наклоненным стволом ели и стеной густого подлеска.
— Не высовывайся, пока не пройдут фары, — объяснил шеф. — Он затормозит перед бревнами, тогда и стреляй. Помни: если промахнешься, я первый тебя прикончу.
Лисков только кивнул в ответ. Он смирился со своей участью, как телок, вошедший в загородку бойни. Кое-что прояснилось в его лопоухой голове. Он знал уже, что как только Иван Сажа будет убит, Эмик расправится и с ним, верным своим помощником, и уйдет с самородком.
«На все один конец, — покорно думал Лисков, — но если я попаду, то еще можно будет что-то сделать, ножик-то и у меня есть, а если не попаду, то верная хана».
Он несколько раз вскинул ружье, представляя в боковом оконце кабины крупный, лобастый профиль водителя.
Эмик лежал рядом, опёршись на рюкзак и покусывая жесткую травинку. Ножик с тонким лезвием он вынул из голенища и держал под рукой.
— Если шофер вылезет из кабины, бей не в голову, а пониже. Лучше попадешь, — сказал шеф. — Ранишь — добьем.
Машина всхрапнула уже совсем близко, карабкаясь на подъем. Они застыли — два темных бугорка на узловатых корнях ели.
Иван ехал сторожко, ворочая рулем и высвечивая то одну сторону дороги, то другую, стараясь попасть лучом поглубже меж деревьями. Но лучи натыкались на завесу из голых сучьев, ветвей кустарника, лишайниковых бород и когтистого лапника. Все это крутилось, цеплялось, трепетало в движении фар.
Луна уже запала за изломанную горную цепь. Только тридцать или сорок метров освещенного безопасного пространства вела перед собой машина, а за обочинами стоял лесной мрак. Жутко было думать, как этот мрак смыкается позади машины — словно вода, рассеченная лодкой.
Нина сидела рядом, прижавшись к плечу: Ивану было тепло и тревожно от этой близости. Он боялся, что не успеет защитить ее от бандитской пули. Лобовое стекло слишком хрупкая преграда.
А они были где-то рядом, ждали. Они не могли уйти и освободить путь к поселку. Патрон оставлен не для забавы.
Иван старался издалека угадать места-, удобные для засады, и пройти их как можно быстрее. Но что за скорость на этой разбитой дороге! Стрелка спидометра едва отрывается от нуля.
— Еще километров восемь, и мы в поселке, — сказал Иван, чтобы нарушить напряженное молчание.
Да, — глухо ответила Нина. Она не отрывала глаз от дороги, — Совсем немного.
Иван крепче сжал руль. Ему очень не нравился медленно приближавшийся пригорок, где поперек колеи лежали два бревна. Машина шла с натугой, и пора было уже остановиться, чтобы охладить мотор, но ельник все не кончался. А тут еще эти бревна!
Он посмотрел на указатель температуры — вода закипела — и тут же перевел взгляд на дорогу.
Пригорок был нехорош.
«Придется все-таки выходить из кабины и убирать деревья, — подумал шофер. — А место удобное для засады, очень удобное». Левая обочина густо заросла молодым ельником. За стеной хвои ничего не было видно.
Жестяная кабина показалась надежным убежищем, когда он подумал о том, что через минуту может оказаться один на один с ночной темнотой. Но ничего не поделаешь. Надо выходить. Надо.
Машина уже въехала на пригорок.
— Нагнись! — сказал Иван девушке и сбросил газ. — И не выходи, пока не скажу.
Он рывком распахнул дверцу и выпрыгнул. Бешено колотилось сердце. Гимнастерка прилипла к телу.
Ельник мягко зашелестел. Чуть дрогнула ветка, но напряженные нервы тотчас уловили сигнал тревоги.
Иван рванулся в сторону, и одновременно с прыжком ударил гулкий выстрел. Пламя вырвалось из кустарника.
Левую руку у самого плеча охватило резкой болью. Сразу густо полилась кровь. Пуля чуть коснулась тела, но как-никак это был жакан. Он глубоко разорвал мышцы.
Иван упал, но тут же вскочил на ноги. Нина! Она могла выйти из кабины, увидев, что он лежит.
Рука свисала плетью, а кровь все лилась, пропитывая гимнастерку. Они вышли на дорогу из укрытия. Не торопились. Они видели, что шофер ранен, и не спешили закончить дело. Хотели действовать наверняка.
Лисков держал ружье за ствол, как дубину, треух был залихватски сбит на лоб, а Эмик прятал в ладони нож и подбирался, укрываясь за своим дружком. Он шел пружинисто, по-звериному, чуть пригнувшись, готовый напасть исподтишка.
Все трое оказались на ярко освещенной фарами каменистой площадке. Кровь по каплям стекала с гимнастерки Ивана на дорогу. Лисков стал осторожно заходить за спину шоферу, отводя ружье для замаха. Бледное лицо Эмика казалось спокойным. Шеф не торопился. Игра была сыграна, развязка не вызывала сомнений. Что мог сделать этот верзила одной рукой против двоих?