Дорога к дому
Шрифт:
На работу я ходила пешком, подумаешь, что главные врата для сотрудников находились в трёх остановках от моего дома, да и на улицах под ногами не прибитая пыль июльских дорог, плюс вечный мой попутчик – раскалённое солнце. Карманные деньги для меня, казались моей матери пустыми хлопотами. Пусть дылда проветрится, авось умнее станет.
Мой путь шёл через ненавистный для меня массив «Ташсельмаш». О… это сто раз проклятое место моими младыми устами. Дело в том, что когда-то на территории этого массива располагалась детская больница. В мои семь мне посчастливилось подхватить тогда популярную «Желтуху» и меня словно арестанта облачили в пижаму и заключили
А я теперь узница серой постройки. Я лежала на третьем этаже, справа от лестницы в ряд были выстроены палаты, с левой стороны расположились медсестринские комнаты, и прочие кабинеты. В самом центре этажа находился просторный зал с телевизором и большими окнами которые выходили на проспект. Я каждый день сидела на подоконнике и смотрела как снег покрывает проезжающие мимо машины и автобусы, я знала что там в конце дороги мой дом. Отмахнув вновь бегущие слёзы по щекам я представляла, как покину эту проклятую крепость. По вечерам было разрешено смотреть пару программ по телевизору. Более взрослые дети – пациенты, группировались в отдельные кланы, малыши обычно служили мишенью для гадких шуток.
– Эй, Янка – окрикивает меня двенадцатилетняя дылда из соседней палаты.
– Чего? – я пытаюсь казаться бесстрашной, а у самой коленки трясутся.
– Ты ванну в коридоре возле лестницы видела? – это она про ту странную ванну, которая располагалась прям в проходном коридоре. Казалось бы что может быть глупее, чем поставить эту глыбу на проходе, ну кто в конце концов там будет купаться?
– Ну видела? – я не понимала причём тут я и эта бандура?
– Ты сколько здесь лежишь?
– Пять дней.
– Ну всё ясно, тебе пора искупаться.
Тут я окончательно теряюсь в остротах девочки – подростка, но будучи с рождения существом мега чувствительным, я ощущаю зловещий заговор. Из-за угла к вожаку стаи подкрадываются ещё два маленьких зверька. Хотя нет, я в ловушке, зверёк здесь я. Три участницы больничной мафии хватают меня за фланелевую пижаму, их хищные руки накрепко вцепились в моё семилетнее тельце. Они тащат меня по коридору и подносят к тому злосчастному сосуду, заранее наполненным ледяной водой. Меня как резинового утёнка скидывают в ванну, я кричу, огромный ком раздирает меня изнутри, мне кажется от боли и досады я выплюну свои лёгкие. На крик пришла лишь бабушка уборщица. Она сняла с меня мокрую пижаму, обтёрла меня, переодела и даже напоила горячем чаем с малиновым вареньем. К удивлению, своих обидчиц я больше не видела, на утро от них не осталась и следа. Дальнейшая их судьба мне неизвестна, но я уверена на все сто, что их в ту же ночь поместили в колонию для несовершеннолетних.
Я считала дни, срок моего освобождения оставался неизвестным. Каждое утро примерно часов в шесть нас всех будили на анализ крови, более мерзкого занятия не придумать. Ты просыпаешься от грубых толчков медсестёр, с трудом нащупываешь под ногами свои тапочки и на автопилоте идёшь по тёмным коридорам. Ну всё, решено, ибо я не героиня пьесы. Я всё рассчитала, назначается план побега. Будучи ребёнком наблюдательным, я успела заметить, что единственным стражем на вратах крепости служит старый дед с вечной сонливостью. О великий сон! Ахиллесова пята того старичка. После трёх часов дня, наш страж начинал опускать свои морщинистые веки, а тяжёлая голова под гнётом сна опускалась на рабочий стол. Грех не воспользоваться случаем, я храбра, меня не пугает снег и вьюга.
Я выбежала из стен больницы в морозный, декабрьский день в одной лишь той самой фланелевой пижаме. Я бежала быстрее и быстрее, мне было жарко, я горела как на раскалённых углях, моё горло пересыхало от жажды. До сих пор не помню как я перешла через дорогу, но удивительнее всего, что никто из прохожих не обратил на меня внимание. Я была выдуманным маленьким героем, невидимым для слишком реалистичной взрослой жизни. Спустя долгие годы я не могу вспомнить где меня поймали врачи и как вернули обратно в больницу, а может я просто и не хочу этого рассказывать.
– Любовь – это наше спасение. Это то, что делает нас выше суеты. Но где её искать, и какова она на вид? – моя жена возвращает меня в реальность, точнее героиня моей пьесы.
– Я думаю если ищешь, то долгие будут поиски. Искать не надо. А если встретил, то это когда ничего не требуют и не привязывают к себе. – любовница ставит свои знаки препинания.
Тема извечная – любовь, да будь она неладна. Винить творца глупо, учитывая что в этой ситуации творец ты. После репетиций ко мне подошла девочка – статистка из этого театра.
– Скажите как автор, какую сверхзадачу вы ставили во время написания этой пьесы? – девочке шестнадцать, пытается быть уверенной, и к сожалению умной.
– Мои пьесы – мои дети, логично, что в их создании не было никакой сверхзадачи. – говорю то что есть.
– Понимаете, я просто учусь на театрального режиссёра и мы сейчас проходим современную драматургию, и меня интересует, что вы как автор хотели передать зрителю? – девочка кажется весьма учтивой, а я вот сейчас думаю, чтобы ей такое соврать.
– Как автор я не даю никаких ответов, я лишь ставлю вопросы. Когда театральная постановка выходит в свет, то наступает тот самый момент, когда моё творение становится творением зрителя. Возможно зритель не растерялся бы на ваш вопрос, а я вот сейчас стою и робею. – опять, то есть как всегда кокетничаю.
На светофоре взгляд утыкается в баннер. «Не упусти свою любовь».
Что за бред? Точно старею, ищу знаки судьбы на проспектах. Прям каменный век, помните когда гадали по книгам? Это из серии, что ты загадываешь определённую страницу и строку, а судьба даёт тебе ответы через книгу.
Свою любовь я встретила в восемнадцать и тут же под венец. Как я была тогда счастлива, жаль, что жадность погубила. Мой первый муж на тот момент был весьма одухотворён, к музыкальным инструментам питал дикую страсть. Ну скажите, какого черта я хотела его так украсть? Вы не ослышались, да-да, украсть! Он играл на гитаре, а мне не хватало его внимания. Он сочинял мелодии, а мне всегда его было мало. Я хотела испить его как морс в жаркий день, до дна, не оставляя капли никому. Жадность меня погубила. Помните ту притчу про волну и утёс? Волна омывала каждый день утёс, и умоляла полюбить её в ответ, но утёс стоял нетронутый, а волна сходила сума от любви. Однажды утёс тоже полюбил волну и растворился в ней. Больше не стало утёса.