Дорога к любви
Шрифт:
Картину он заметил профессиональным глазом, как только вошел в дом, а теперь решил рассмотреть ее более обстоятельно. Это было большое полотно, написанное маслом, с изображением девочки верхом на осле. Девочка была одета в красное платье, в руках держала букет белых маргариток, на темноволосой головке — венок из таких же цветов. Осел стоял по колено в зеленой летней траве, а далеко на горизонте в дымке погожего дня сливались море и небо. Босые ноги девочки свисали с боков животного, на загорелом лице бледными пятнами смотрелись глаза.
Эмма Литтон
— Ну, я убираю дом, готовлю еду и хожу в магазин. На все это уходит уйма времени.
— А сегодня после полудня? Что ты делала, когда я постучал?
Эмма потянула за голенище сапога:
— Я гладила.
— А по вечерам? Чем ты занимаешься вечерами?
— Обычно хожу гулять. Наблюдаю за чайками и бакланами. Любуюсь закатом. Собираю дрова для камина.
— Одна? Неужели у тебя нет друзей?
— Нет. Те дети, которые жили здесь, когда я была маленькой, выросли и разъехались.
Это признание прозвучало грустно. Движимый непонятным порывом, Роберт предложил:
— Ты могла бы переехать в Лондон. Элен обрадовалась бы тебе.
— Да, я знаю, но вряд ли стоит, не так ли? В конце концов, Бен должен вернуться со дня на день. Ждать осталось всего ничего.
Девушка начала надевать пальто. Оно было цвета морской волны. В черных чулках, резиновых сапогах и в этом пальто Эмма выглядела совсем школьницей.
— От Бена есть какие-нибудь известия?
— От Бена? Ты шутишь.
— Мне начинает казаться, что не стоило предлагать ему вернуться в Америку.
— Почему?
— Потому что это нечестно по отношению к тебе.
— О, Господи! Все в порядке. — Она улыбнулась: — Поедем?
Ферма Стивенсов находилась в торфяной долине, поросшей вереском, которая простиралась за утесами. Ведущая в сторону от шоссе дорога шла между каменными заборами, поросшими боярышником и ежевикой. Машина ныряла и подпрыгивала в колее. Переехали небольшой мост, подъехали к первому коттеджу, к стае гусей и, наконец, ко двору фермы, оглашаемому криками петухов.
Роберт остановил машину и заглушил мотор. Ветер успокоился, а дождь переходил в изморось, густую, как туман. Со всех сторон слышалась многоголосица фермы: мычали коровы, кудахтали куры, вдалеке тарахтел трактор.
— Итак, — спросил гость из Лондона, — как же нам найти этого человека?
— Он живет на чердаке вон того амбара, каменная лестница ведет как раз к его двери.
Ступени были уже оккупированы мокрыми курами, суетящимися в поисках зерен, и обеспокоенным полосатым котом. Ниже в грязи копалась огромная свинья. Крепко пахло навозом.
Роберт вздохнул:
— И все это ради искусства!
Он открыл дверцу и начал вылезать:
— У тебя нет желания присоединиться?
— Лучше останусь в стороне.
—
Эмма наблюдала, как Роберт пробирался по грязному двору, носком ботинка отогнал с дороги свинью и осторожно начал подниматься по лестнице. Он постучал в дверь; ответа не последовало, и тогда он открыл ее и вошел внутрь. Дверь за ним закрылась. Почти одновременно открылась другая дверь, в доме, и появилась жена фермера в сапогах, плаще по щиколотку и черной зюйдвестке. В руках у нее была увесистая палка. Хозяйка пошла по садовой дорожке, сквозь дождь пытаясь разглядеть, кто находится в большом зеленом автомобиле. Эмма опустила стекло:
— Здравствуйте, госпожа Стивенс. Это я.
— Кто?
— Эмма Литтон.
Госпожа Стивенс разразилась радостным кудахтаньем, хлопнула рукой по бедру и прижала ладонь к сердцу:
— Эмма! Вот так сюрприз! Я тебя не видела Бог знает как долго! Что ты здесь делаешь?
— Приехала с одним человеком, который хочет видеть Пэта Фарнаби. Он поднялся к нему.
— Твой отец уже вернулся?
— Нет. Он все еще в Америке.
— А ты предоставлена самой себе?
— Именно так. Как поживает Эрни? — Так звали господина Стивенса.
— Прекрасно. Только вот сегодня ему пришлось отправиться в город к зубному врачу — показать свою пломбу. Зуб так разболелся, что переносить это стало просто невозможно. Поэтому я вышла вместо мужа загонять коров.
Эмме захотелось помочь женщине:
— Я пойду с вами.
— Слишком сыро.
— Я в сапогах. К тому же хочется размяться. — Ей нравилась госпожа Стивенс. Это была женщина, не теряющая присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Они поднялись на перелаз через каменный забор, и перед ними открылись мокрые поля.
— Ты ведь была за границей? — спросила фермерша. — Да, я так и думала. Не знала, что ты вернулась домой. Жаль только, твой отец вот так уехал. Ну что ж, ничего не поделаешь. Мне кажется, что его уже не переделать.
Разговор с Пэтом Фарнаби был трудным, если не сказать больше. Это был настороженный, очень бледный и худой от недоедания человек с рыжей копной волос и такой же бородой. Глаза его были зелеными и подозрительными, как у голодного кота. К тому же молодой художник оказался очень грязным. Жилище его тоже было крайне запущенным, но Роберт ничего другого и не ожидал и поэтому просто не обращал внимания.
Чего он не ожидал, так это открытой враждебности со стороны молодого человека. Пэт Фарнаби не любил, когда посторонние без приглашения или предупреждения заходили к нему во время работы. Роберт извинился и объяснил, что пришел по делу. На что художник только поинтересовался у непрошеного гостя, чем тот торгует.
Подавив в себе негодование, Роберт попытался изменить тактику. С некоторой чопорностью он достал визитную карточку Маркуса Бернстайна:
— Господин Бернстайн попросил меня навестить вас, при возможности взглянуть на ваши работы и выяснить творческие планы.