Дорога к себе
Шрифт:
Это был не более чем широкий жест, потому что Иван Ярославович никогда от него деньги бы не взял, это все знали.
– Не волнуйся. Несмотря на то, что я отказался от ректорства, получаю я вполне прилично, и пенсия у меня не маленькая. Если я решу взять няньку, то за свой счет.
– Подумай об этом, папа! Ты этим снимешь со всех нас тяжкий груз. – Ярослав упорно стоял на своем, он не привык, чтобы его мнение игнорировали.
Откровенный взгляд, посланный ему женой, говорил о другом: она мечтает, чтоб
Иван Ярославович, заметивший эти переглядки, усмехнулся.
– Обязательно подумаю, сын. В свое время.
Светлана Ивановна, тоже подметившая недобрый взгляд невестки, поспешно предложила, гася назревающий конфликт:
– Кто желает, может потанцевать в соседней комнате. Или покурить на веранде.
Иван Ярославович подметил про себя, что дочь себе не изменяет. Дипломат по жизни. Только вот характер слабоват, ни разу матери не смогла сказать твердое «нет», потому рядом с ней и сидит этот недоваренный пельмень в роли мужа.
Мужчины, обрадовано зашумев, дружно потянулись к выходу, даже те, кто не курил, и скучковались на крытой неотапливаемой веранде. Женщины, зная резко отрицательное отношение именинника к курению, женскому в особенности, пойти перекурить не решились, боясь его острого языка.
Ярослав с племянником, накинув теплые кожаные куртки, прошли к беседке по запорошенной белым снегом дорожке. Пользуясь тем, что никто из родственников за ними не пошел, дядька начал приватный разговор.
– Как мать? Что-то она больно суетится.
– Нормально. Она всегда суетится. – Борис искоса посмотрел на дядьку, понимая, что это только начало.
– Да? Не надо было такого молокососа в свое время подбирать. Хотя ему тоже не позавидуешь.
Борис удивился.
– Не позавидуешь? Почему? Наоборот, он всем доволен. Вон как разжирел, скоро в дверь не пролезет.
– Потому и разжирел, что несладко. Особенно теперь, когда тесть к ним жить перебрался. Он и раньше-то отца страшился, по струночке ходил, а теперь и вовсе взгляд поднять боится.
– Боится деда? Да с чего?
Ярослав Иванович засмеялся, с силой ударив племянника по плечу.
– Да отца все боятся, кроме нас с тобой. Моя жена даже ехать сюда не хотела, говорит, что ей от одного взгляда свекра тошно становится. Вот и Олег то же чувствует.
– Никогда за ним особых эмоций не замечал. – Борис нахмурил брови, пытаясь припомнить что-то подобное в поведении мужа матери. Отчимом он его не считал. – Всегда всем доволен, правда, иногда на какую-нибудь подначку мне отвечать пытается. Довольно флегматично, кстати.
– А ты себя на его месте представь. Немолодая жена, то есть детей не жди. От одного взгляда тестя в дрожь кидает. Пасынок, – тут Борис недовольно поморщился, ему не нравилось
– Покой, еда, полная обеспеченность. Если бы ему это не нравилось, то давно бы смотался.
– Смотался, говоришь? А вдруг я или бывший тесть мстить вздумаем? Или ты за мать решишь вступиться? От него ведь тогда рожки да ножки останутся.
– Да кому он нужен? Он это прекрасно знает. Его имя после его отъезда через пять минут и не вспомнит никто. – Борису дядькины рассуждения показались надуманными.
– Тогда подумаем о другом. Он к Светлане хорошо относится, и обижать ее не хочет. А ее он своим уходом обидит, не находишь?
– Ну, возможно. – Борису пришлось признать правоту дядьки. – Мать в самом деле на него практически всю жизнь угрохала.
Ярослав решительно припечатал:
– Обслуга, одним словом. Тоже ничего хорошего в жизни не видала. Я вот никак этих баб завистливых не пойму. Моя первая жена все ей завидовала, мол, не работает, делает, что хочет.
Борис догадливо подхватил:
– То есть моет, стирает, убирает, готовит?
– Ну да. Жена все брюзжала, что обычные женщины это делают после работы, когда их мужья на диване перед телевизором валяются. Хотя работают не меньше мужей, порой еще и зарабатывают больше.
Борис не поверил своим ушам.
– Она у тебя что, работала? Я ее почти не помню, маленький еще был.
Ярослав с непонятной гримасой подтвердил:
– Из всех моих жен работала она одна. И, если ты не в курсе, она единственная от меня ушла.
– Жалеешь?
Ярослав Иванович немного призадумался.
– Было немного в свое время. Сейчас-то прошло. А у тебя как дела? На свадьбу когда звать будешь?
Борис невесело усмехнулся.
– Какая свадьба, ты о чем?
– А зачем ты тогда особняк трехэтажный отгрохал? Один жить будешь? Или продашь, а себе новый построишь? – дядька вонзил в него пронзительный взгляд, подражая отцу.
Борис не знал, зачем построил себе трехэтажный особняк в тыщу квадратов. Для него одного коттедж и впрямь был великоват, проект был предназначен для большой семьи. Верхние этажи вот уже два года стояли необустроенными. Он туда и не заглядывал.
Ярослав Иванович пристально вгляделся в смурное лицо племянника.
– Ладно, пытать не буду, знаю, все равно ничего не скажешь. Только скажи, та девчонка, которую ты как-то к нам в ложу в театре приводил, с ней что?
Борису стало не по себе. Он-то думал, никто ничего не понял, но дядька оказался проницательнее и памятливее, чем он считал. Небрежно пожал плечами.
– Да ничего. Она замужем за тем врачом, что был с ней.
– Вот как… – голос дяди был полон сочувствия, – понятно. Что ж, похоже, ты у нас еще долго в холостяках ходить будешь.