Дорога на райский остров

Холт Виктория

— Если бы остров существовал, его бы уже давно открыли, — заметил Бенджамин. — Эти моря уже отмечены на картах.

— Полагаю, его могли пропустить. Бенджамин пожал плечами.

— Это лишь вероятность. — И постучал по карте. — Она составлена человеком, знавшим это дело.

— Да. Он был профессионалом.

— Мистер Мэллори рассказал мне о том, что нашли Дневник. По-моему, тот молодой человек ошибся в местоположении острова.

— Но если остров был где-то в том районе…

— Это маловероятно. Он был бы тогда уже открыт. Вы говорите,

этой карте почти сто лет. С тех пор открытия Делались семимильными шагами. — Бенджамин покачал головой. — Никогда нельзя знать наверное. Карта могла быть не правильной. Насколько я понял, он ведь составлял ее по памяти.

Как бы мне хотелось найти этот остров, — заявил Филип.

— Если он вообще существует, — вставил Бенджамин. — Существует, — отрезал Филип. — Я нутром чувствую.

Мы сидели и разговаривали. Для меня это было все равно, что совершить путешествие в океан. Я слушала Филипа и Бенджамина. И заразилась энтузиазмом Филипа. Я так любила брата. В нем была удивительная жажда жизни, и когда он чем-то интересовался, то всей душой отдавался этому.

Филип был так же одержим островом, как я, но наше любопытство слегка разнилось. Я сгорала от желания узнать, что же произошло той ночью, а все мысли Филипа были только об острове.

Позже я часто вспоминала тот день в мастерской и неоднократно жалела, что нашла карту.

Филип ни о чем больше не мог говорить. Я часто заставала его за старыми картами.

— Это могла быть совершенно другая часть света, — заявил как-то Филип.

— Послушай, — отозвалась я. — Он же был картографом. И мог ошибиться в местоположении острова не более, чем ты.

— Все делают ошибки.

Взгляд ярко-голубых глаз брата устремился в пространство, — Эннэлис, — сказал он, — я хочу отыскать этот остров.

Эта мысль не оставляла Филипа. На него нашло какое-то наваждение. Бабуля М заметила это и забеспокоилась.

Гоу и его люди закончили с крышей и принялись за комнату. Вся мягкая мебель была уничтожена. Она была в лохмотьях. Однако некоторые предметы были еще в приличном состоянии, и их можно было восстановить. Я разобрала одежду Энн Элис. Мне хотелось сделать это самой. Перчатки, шарфы, шляпы и платья… Все ее личные вещи. Я велела служанкам выстирать некоторые платья. Многие были испорчены, но уцелевшие платья я сложила в сундук на чердаке вместе с ее шляпами и туфлями.

Я обращалась с вещами Энн Элис с благоговением. Она казалась мне очень близким человеком, и иногда у меня было ощущение, что она наблюдает за мной и благодарит меня.

Я поднялась в комнату перед тем, как рабочие принялись ремонтировать дерево и красить стены. Гоу тоже был там. Я спросила его о пятнах на стенах.

Он ответил, что спустя столько времени трудно сказать, что послужило причиной их появления. Может быть, сырость или краска выцвела.

— Похоже, здесь что-то расплескали, — заметила я. — А может это быть… кровь?

— Кровь, мисс Эннэлис? Да, наверное, может… Судя по виду… Да, это возможно. Только вот мне бы такое

и в голову не пришло. Сырость и время творят со зданиями странные вещи. А почему вы думаете, что это кровь, мисс Эннэлис?

— Я просто поинтересовалась.

— Ну, что бы это ни было, скоро эти стены будут как новенькие. Это будет красивая комната, когда мы позаботимся об окне.

— А окно будет точно там, где было раньше?

— Должно быть. Похоже, вон то место было замуровано. Сейчас, когда срезали вьющиеся растения, его можно увидеть снаружи. Наверное, поэтому там и посадили лозу, чтобы окна не было видно. Заметно ведь, что кирпичи разные. О, когда плотники закончат, это будет очень милая комната.

Теперь ее уже закончили. Поставили отреставрированную мебель. Кровать, комод, стулья. Наверное, так она и выглядела, когда Энн Элис сидела здесь и писала в Дневнике.

Слуги все равно отказываются заходить сюда после наступления темноты. Говорят, в комнате духи.

Однако я часто захожу сюда ранним вечером и сижу здесь. Иногда я разговариваю с ней.

— Энн Элис, — говорю я. — Как бы мне хотелось, чтобы ты вернулась и все мне рассказала.

Иногда в комнате словно ощущается чье-то присутствие. Впрочем, может быть, это мое воображение.

Дом и все остальное кажутся другими после открытий, сделанных в ночь бури. Энн Элис так часто и так неожиданно посещает мои мысли, что я почти ощущаю ее присутствие рядом. Между нами существует особая связь. Мы одной крови, у нас почти одинаковые имена, мы живем в одном доме. Нас разделяет только время. Я часто думаю: «А что значит время? Можно ли пересечь эту пропасть?»

Я никогда не высказываю своих мыслей вслух. Бабуля М и Филип слишком практичны. Они стали бы смеяться над моими фантазиями. Но ведь и у Филипа есть свои фантазии.

Он постоянно говорил об острове. Я просто вижу, как в его голове строятся планы. Видит это и Бабуля М. И очень тревожится.

Однажды за обедом Филип сказал:

— Я всегда хотел открывать новые земли и составлять карты прямо на месте. Меня всегда интересовала практическая сторона нашего дела.

Я знала брата достаточно хорошо, чтобы не удивиться, когда он стал объяснять, что Дэвид Гутеридж, ботаник — друг Филипа, учившийся с ним в школе и происходивший из семьи мореплавателей — собирается в экспедицию в Южные моря. Филип продолжал:

— Он предложил мне поехать вместе. Бабуля М молчала, но ее это не удивило.

— Я всегда хотел этим заниматься, — заявил Филип. — В наше время пользуются очень сложными инструментами-о некоторых из них сто лет назад даже и не мечтали. Мне хотелось опробовать их на некоторых наших картах. Мне кажется — и Бенджамин со мной согласен — в тех водах карты могут быть немного неточны.

В тот вечер Бабуля М зашла ко мне в комнату.

— Он решительно настроен ехать, — сказала она. Неожиданно у нее стал очень жалобный вид, мне бы в голову не пришло, что она может так выглядеть.