Дорога неровная
Шрифт:
Александра улыбнулась: «Молодец Путин, дал „отмашку“ на то, чтобы поднимать патриотическую работу, славить нашу Победу. А то ведь наши бюрократы да блюдолизы иначе не могут. И Дмитрий Фост — молодец, рассказал об этом эпизоде. Сталин, конечно, диктатор был, но не всё в нём было отрицательным, ведь и последующие руководители имели свои отрицательные и положительные стороны — обычные люди, не гении, но, облечённые властью, не всегда могли преодолеть в себе чувство вседозволенности».
На следующий день Александра пошла на концерт хора женщин-участниц Великой Отечественной войны. Они стояли на сцене, выстроившись в один ряд, на груди каждой блестели ордена и медали. Александра сидела неподалеку от сцены, слушала рассказ о каждой из них, записывала в блокнот, фотографировала. Иной раз от проникновенных слов,
Прошептала:
— Мне больно! Помогите!
Вышла в фойе, села на диванчик и почувствовала, что теряет сознание, падает в темноту. Женщина-врач похлопала её по щекам, дала выпить таблетку и понюхать ватку с нашатырём. Спросила:
— «Скорую» вызвать? — синеватая бледность пациентки ей очень не понравилась, черты её лица обострились, глаза запали.
Александра отрицательно помотала головой:
— Выдержу, все пройдет…
Врач осуждающе покачала головой, но ничего не сказала, просто села рядом, прослушала пульс.
Крупная испарина выступила на лбу Александры, спина стала холодной от пота, сознание по-прежнему ускользало, но она держалась, не давала ему погаснуть. И вдруг словно облако заклубилось на середине зала, оказалось, что это и не облако, а красивая женщина в белом просторном одеянии. Она пристально посмотрела на Александру и тихо, но повелительно произнесла:
— Не сметь! Ты нужна еще здесь!
Александра очнулась и удивленно воззрилась на середину фойе: там никого не было.
— А где она? — спросила невольно.
— Кто? — спросила участливо врач. — Вы в зале были не одна?
— Одна, — ответила Александра, — но вот тут, на середине фойе стояла женщина. Где она?
Медики удивленно смотрели на Александру, ведь они никого и ничего не видели.
— Может, все-таки мы вас в стационар отвезем? — спросила старшая.
— Нет, я не сумасшедшая, — слабо улыбнулась Александра. — Здесь вот только что была женщина в белом. Она сказала, что умирать мне рано, и все будет хорошо.
Врач опять внимательно посмотрела на странную женщину и осталась сидеть рядом с ней, пока лицо пациентки не порозовело, а в глазах не исчезла боль.
Александра почувствовала, что ей стало легче, спина стала теплеть, пот исчез, на коже — снова ощущение сухости. Поблагодарила врачей и осторожно встала на ноги — они держали. Александра сделала осторожно первый шаг и направилась к выходу, хотя казалось, что пол под ногами колышется. Вышла на парапет высокого крыльца дворца культуры и увидела, что небо сияет от солнца, а земля — от боевых медалей и орденов, что тихо позванивали на груди ветеранов-фронтовиков: день Победы!
… Александру подхватила упругая струя воздуха, и ее понесло куда-то ввысь, а потом словно мягкие и надежные руки опустили на землю. Александра огляделась и увидела, что оказалась в городе — он был незнаком и в то же время словно бы знаком. Она шла по пустынным улицам туда, где должен быть её новый дом, в который семья Изгомовых переехала после обмена квартиры. Дом, похожий на тот, откуда в последний путь отправились Николай Константинович и Павла Фёдоровна. Двери подъезда хоть и деревянные, но необычные, такие, как в современных магазинах, красивые, и квартира на третьем этаже, хорошая, чистая, но требовала ремонта, и потому Александра с Виталием принялась за работу. Отремонтируют одну комнату, и мебель туда перетаскивают. Решили отдохнуть, вышли на улицу, Изгомов повел её по каким-то тёмным переулкам, привел в кафе мерзкое и грязное. Александра злилась на него, но не бросала — муж, как же оставить его в подозрительном месте? Но не вытерпела, ушла домой. И почему-то была в каких-то лохмотьях, босая. Бродила по городу, но никак не могла найти свой дом — они все одинаковые, лишь по той двери могла определить нужный. Раза два проскакивала мимо, пока не натолкнулась на какого-то мужика — он все напрашивался к Александре в гости. Она ответила: «Не могу, я — замужем». Мужик хмыкнул,
Погода резко изменилась — стало слякотно, словно весной — раскисшая от вешней воды дорога, а на обочинах — плитки шоколада разбросаны и кем-то обкусанные торты. Александре хотелось есть, но она не подняла с земли ни кусочка: надо было идти…
Куда? Она не знала, но — надо. И пошла по раскисшей дороге, ступая босыми ногами по лужам. Вдруг услышала топот за спиной — её нагоняли какие-то люди. Лица у них были злобные, глаза с каким-то странным красноватым оттенком. Александре стало жутко: она поняла, что ничего хорошего от встречи с незнакомцами не будет. И побежала. Казалось бы, устала от долгой дороги, в ногах — тяжесть неимоверная, сердце колотилось бешено от страха: не сумеет убежать, догонят. Но не догоняли. Близко были, но ни на метр не приблизились, и тут словно сил добавилось, и Александра понеслась вперед, только ветер завихрился по сторонам. А впереди — что-то вроде церкви, священник по двору бродит. Александра бросилась к церкви, и священник, ни слова не говоря, махнул рукой в сторону чернеющего леса, и Александра побежала туда, легко и свободно.
А впереди — река разлилась широко, течет себе спокойно, перед рекой — луг зеленый, и Александра пошла вдоль реки по этому лугу, собирая луговые цветы, обламывая тонкие веточки цветущих кустарников, пока не уперлась в кладбищенскую ограду и увидела могилы своих родителей. И тогда перебралась через ограду и положила на могилу матери букет, тихо радуясь, что догадалась собрать цветы. Выпрямилась, а рядом стоит в белой просторной одежде Павла Фёдоровна. И не могилы вокруг, а прибрежный луг, словно и не уходила от реки.
— Мама, мамочка! Ты жива? Какая радость, мне так надо много тебе рассказать! — она хотела обнять мать, но та отстранилась и тихо промолвила:
— Иди к реке и ничего не бойся. Спасибо, что навестила.
Александра обиженно вздохнула: столько лет не видела мать, а она даже обняться не желает и вообще — прогоняет. Но покорно пошла в ту сторону, куда указала Павла Фёдоровна. И так шла, шла очень долго, пока не увидела свой дом, вошла и увидела сыновей — красивых, опрятно одетых. Да и сама она тоже хорошо одета — в яркую зелёную блузку и белые брюки. Посмотрела на детей, а они, оказывается, взрослые! И переставили всю мебель в их старой квартире, стало светло и просторно. Александра ходила по квартире и говорила: «Ничего, ребята, все будет хорошо. Да, всё будет хорошо. А Виталий… Бог с ним».
А потом Александра вышла во двор, где уже светлело небо, и услышала разговор Виталия с соседкой-старушкой:
— Тётя Тая, я так хочу домой. Поговори с Сашей, пусть простит меня.
— Не знаю, простит ли, — ответила соседка, — уж очень ей трудно было без тебя детей поднимать.
И тут небо расцветилось от неожиданного фейерверка…
Разбирая свой архив, Александра обнаружила адрес Виталия. Повертела бумажку в руках, вспомнила, как Павел рассказывал, что пытался найти отца, но из адресного бюро города Ефремова, куда уехал Виталий, ему ответили, что такой человек не проживает в городе — уехал. Удивилась тогда Александра, подумала и решила, что бывшему мужу как-то удалось договориться с паспортным отделом милиции, и потому ответ на запрос Павла был отрицательным. А решила она так потому, что некуда было Виталию уезжать: в Тавде его не было, в Карелии — тоже, так что там он, в Ефремове. «Надо же, — только и покачала головой Александра: злости к Виталию у неё уже давно не было, лишь жалость как к убогому человеку, — на всё готов пойти, даже на подкуп, лишь бы мои дети его не нашли…» Но не зря, видимо, обнаружился его адрес, и она решила написать Виталию о смерти Анатолия и Володи Изгомовых, его братьев. Найдет письмо адресата — хорошо, не найдет — тоже неплохо, потому что Александра честно поступила, сообщив нерадостную весть. Упреков в письме не было, лишь сообщение, что он теперь на свете один из всех братьев Изгомовых. А еще написала карельский адрес его сводной сестры Тони, мол, она сообщит все подробности. И, как выяснилось позднее, правильно сделала, потому что Виталий не писал сестре лет пятнадцать. А причина — Александра, узнав о причине, почему он не писал сёстрам, жившим в Карелии, только и смогла головой покачать да сказать: «Ну и мерзавец».