Дорога Отчаяния
Шрифт:
Всего этого не должно было произойти. Он должен был исследовать район падения, потратив на это одно утро, и сейчас уже вернуться домой, в региональный штаб в Меридиане. Сейчас он бы уже играл в нарды в своем любимом углу в чайной Чен Цзу, потягивая бренди из Белладонны и любуясь цветущими абрикосовыми деревьями. Вместо этого он сидел перед бушующей толпой, рвущейся забить его до смерти барными стульями из пустынной сосны — вы только посмотрите на эту старую каргу, ей, должно быть, уже за сорок, но она ничего не желает так страстно, как слизать мою кровь с пола — и все потому, что он нашел этот сраный городишко там, где никаких сраных городишек быть не должно, в оазисе, в котором запуск систем экологической инженерии планировался не раньше, чем через два года после удара. Доминик
Мгновенно наступившая тишина доставила ему немалое удовольствие. Реактивные заряды шипели и свистели в черепице. Восстановив порядок, он объяснил, почему Дорога Отчаяния должна быть разрушена.
Из-за воды. Воды всегда не хватало. Равновесие мира поддерживалось набором экологических формул, действие которых требовалось постоянно балансировать. С одной стороны выражения находилась экологическая система мира: воздух, вода, климат и другие, менее заметные ее компоненты, такие как орбитальные супермагниты, раскидывающие защитную сеть вокруг планеты для отражения радиации и солнечного ветра, которые в противном случае стерилизовали бы поверхность земли, или такие, как слой ионов металлов, подвешенных высоко над тропопаузой для усиления рассеянного солнечного света, или такие, как небесные зеркала — Ваны — создающие локальные перепады температуры и давления: стабильное, но хрупкое равновесие. С другой стороны знака равенства стояли люди, населяющие землю — местные и иммигранты — постоянно растущая популяция с постоянно растущими требованиями к планете и ее ресурсам. И это выражение должно постоянно уравновешиваться — растет ли население арифметически, геометрически, логарифмически — баланс должен поддерживаться всегда (здесь Доминик Фронтера навел ствол пистолета на аудиторию, чтобы подчеркнуть важность своих слов). И если равновесие требует импортировать воду откуда-то извне здесь и сейчас («здесь и сейчас» означало каждые десять лет в течение половины следующего тысячелетия, а «где-то извне» — крылья солнечной системы, в которых гигатонны кометного льда ожидали гравитационного свистка), то вода будет импортирована невзирая ни на что.
— В прошлом, — объяснил Доминик Фронтера батарее раскрытых ртов, — мы сбрасывали кометы куда бог пошлет: лед, который не испарялась при вхождении в атмосферу, превращалась в пар при ударе, а пыль, в огромных объемах порождаемая взрывами, заставляла водяные пары конденсироваться в облака и затем — выпадать дождем. Раньше кометы поражали планету по три штуки в неделю — пиковое значение. Конечно же, в те времена здесь не было никого, на кого они могли упасть. — Доминик Фронтера напомнил себе, что читает лекцию не ученикам географического класса средней школы, а толпе тупых крестьян, и разозлился. — Как вы можете и сами догадаться, с тех пор, как началось заселение, найти места на сброса льда становится все сложнее. А мы предпочитаем сбрасывать его всегда, когда это возможно, потому что это самый дешевый способ создания водяных паров. Итак, вы выбрали целевую область, область в Северо–Западном Чертвертьшарии, в котором проведение экологических инженерных работ не планировалось по меньшей мере в течение ближайших четырех лет. Возможно, здесь мог оказать случайный путешественник, случайный поезд, случайный лихтер — но они были бы предупреждены и удалены за пределы опасного района к моменту падения. После падения мы могли вернуться, починить разрушенные дороги и призвать с орбиты орфей, чтобы превратить пустыню в сад. Таков был план. Что же мы нашли? Что же мы нашли? — Доминик Фронтера сорвался на визг. — Вас! Какого дьявола вы здесь делаете? Здесь даже оазиса не должно было быть, не говоря уж о городе!
Доктор Алимантандо поднялся, чтобы рассказать свою историю о парусных досках и безумных орфях. Доминик Фронтера жестом приказал ему сесть.
— Оставьте объяснения. Вы не виноваты. В отделе Орбитальной Экологической Инженерии случилась путаница, произошел сбой в программе некоей орфи, которую снесло с катушек. Капризные они хреновины. В общем, это не ваша вина, но я ничего поделать не могу. Комета летит сюда уже семьдесят два месяца. Во вторник, шестнадцатого мая, в шестнадцать двадцать четыре она врежется в землю в тридцати четырех километрах к югу отсюда, после чего этот городок и этот оазис сложатся, как.. как… карточный домик. — Раздались протестующие восклицания. Доминик Фронтера поднял руки, призывая к тишине и спокойствию. — Мне очень жаль. Мне действительно жаль, но изменить я ничего не смогу. Комету невозможно остановить, ее некуда повернуть, нет — на такой поздней стадии. Если бы вы только дали знать о своем существовании хотя бы кому-то и хотя бы немного раньше, мы могли бы попытаться рассчитать другие варианты траектории. Теперь же слишком поздно. Извините.
— А что же Сердца Лотиан? — крикнул Эд Галлацелли.
— Она обещала рассказать о нас, — поддержал его Умберто.
— Да, обещала рассказать вашим в Фарфоровой Горе, — добавил Луи.
— Сердце Лотиан? — переспросил Доминик Фронтера. Его пилот выразительно пожал плечами.
— Мобильный представитель Отдела Общего Образования, — объяснил доктор Алимантандо.
— А. Другой отдел, — сказал Доминик Фронтера. На это слабое оправдание горожане ответили взрывом возмущения.
— Бюрократическая путаница — чума планирования! — выкрикнула Мария Квинсана.
Доминик Фронтера попытался успокоить ситуацию.
— Хорошо, хорошо, я согласен, что здесь имела место бюрократическая путаница на верхних уровнях управления — проблема не в этом. Проблема в том, что через три дня комета упадет и превратит этот город в гравий — вот в чем проблема. Все, что я могу сделать, это вызвать эскадрилью лихтеров и вывезти вас всех отсюда. Может быть, после расчистки района поражения — если вам уж очень здесь нравится — вы сможете вернуться, но в течение трех дней вы должны убраться отсюда со всеми своими козами, ламами, свиньями, курами, детьми и всем прочим. Вопросы?
Раэл Манделла поднял всех на ноги.
— Это наш город. Мы его создали, мы построили его, он наш, мы не хотим видеть, как его разрушают. Все, что у меня есть — здесь: моя жена, мои дети, мой дом, мой скот, и я не оставлю его на растерзание комете. Вы, инженеры, которые перекидываетесь планетами, как бильярдными шарами, вы должны послать вашу комету куда-нибудь еще.
Громовые аплодисменты. Доминик Фронтера дождался, когда они стихнут.
— Следующий.
Персис Оборванка вскочила и закричала:
— Здесь мой отель, крышу которого вы изрешетили выстрелами, сударь! Я уже лишилась одного дела, воздушного, и не собираюсь потерять другое. Я остаюсь. Ваша комета может отправляться к черту.
Микал Марголис энергично закивал, восклицая:
— Слушайте, слушайте!
Затем поднялась Рути Голубая Гора, и тишина пала вокруг нее, как снег.
— Да? — произнес Доминик Фронтера устало. — Если вы не возражаете, я ожидаю вопросов, а не монологов из камеры смертников.
— Господин Фронтера, — сказала простушка Рути, которая только и уяснила из всего происходящего, что ее друзья в опасности, — вы не должны причинять вред моим друзьям.
— Сударыня, последнее, что я хочу — это причинить вред вашим друзьям. Если, однако, они намерены вредить сами себе, отвергая голос здравого смыслп и отказываясь спасаться от смертельной опасности, то это совершенно другое дело. — Рути не поняла ответа представителя РОТЭК.
— Я не позволю вредить моим друзьям, — тупо повторила она. В комнате воцарилась тишина того рода, с шарканьем, которая предшествует всяким необычным событиям. — Если вы полюбите их так, как люблю их я, вы не сможете им навредить. Поэтому сейчас вы полюбите меня.
Сидящий на возвышении доктор Алимантандо увидел, что лицо Рути Голубой Горы проясняется, за долю секунды до того, как она высвободила четыре года аккумулированной красоты в направлении Доминика Фронтеры. Временный Председатель стремительно нырнул под временный председательский стол и закрыл глаза руками. Доминик же Фронтера не мог проявить подобной предусмотрительности. Полные тридцать секунд простоял он в лучах сверхновой, прежде чем, издав причудливый клекот, рухнуть на пол, словно мешок бобов.