Дорога Отчаяния
Шрифт:
— Привет, папочка. Я пришла освободить тебя, как и ты когда-то освободил меня. — Управление времянамотчиком было довольно похоже на наручную панель полезлучателя; неудивительно, ибо оружие Армии Родной Земли базировалось на разработках доктора Алимантандо. Переводя верньеры в нулевое положение, она улыбнулась.
— Пока, папочка.
Голубой пузырь лопнул: взрыв воздуха в воздухе. Призрак отца исчез.
Она передала времянамотчик майору Дхавраму Мантонесу из элитной 55 стратегической инженерной группы.
— Заставь его работать, Дхав, — сказала она и отправилась осматривать строительные площадки. Ей нравилось гулять меж траншей
Дхаврам Мантонес явился к ней, едва забрезжило утро.
— Невозможно, — объявил он. — Единственное, чего мне удалось добиться — поле локализованной временной стабильности.
— Если доктор Алимантандо сумел, сумеешь и ты, Дхав, — сказала Арни Тенебра, глядя из окна своей стальградской штаб–квартиры, как будто чтобы подчеркнуть скоротечность времени. — Если тебе нужна помощь, возьми господина Иерихона, Раджандру Даса и Эда Галлацелли. Они работали над оригиналом времянамотчика. Вероятно, у нас получится склонить их к сотрудничеству.
Инструментом убеждения служило устройство под названием Судорожный Конек Чарли. Оно представляло из себя простой металлический треугольник, подвешенный в полутора метрах над полом. Метод его работы был соответственно несложен. Лицо, которое требовалось убедить, раздевалось догола, руки привязывались к потолочной балке, чтобы исключить падение, и человек усаживался на нижнюю сторону треугольника верхом. Несколько часов на Коньке Чарли хватало, чтобы убедить самых упорных наездников. Господину Иерихону и Раджандре Дасу не потребовалось и минуты.
— Мы знаем только то, что тебе и так известно.
— А что Эд Галлацелли?
— Он мертв.
— Мог он что-нибудь рассказать своей любимой жене?
— Мог, но она исчезла. Улетела.
— Кто тогда мог знать?
— Лимаал Манделла.
— Не смешно. Он тоже мертв.
— Тогда, может быть, Раэл? Лимаал передал Раэлу–младшему многие секреты доктора Алимантандо.
— Мне это известно. Но мы ничего не нашли ни в записных книжках, ни вообще в доме.
— Может быть, ты должна спросить его лично. Лимаал мог сообщить ему что-то, чего нет в книгах.
— Разумеется, мог.
Так Раэл Манделла–младший, который после убийства отца, исчезновения тети и пирровой победы над Компанией практически превратился в затворника, получил неожиданное приглашение прокатиться на Судорожном Коньке. Он также оказался не слишком устойчив к его воздействию и всего лишь через четыре часа скачки был снят с него почти в коматозном состоянии; за эти четыре часа Арни Тенебра пришла к мнению, что он не знает ничего, связанного со внутренними арканами хронокинетического искусства доктора Алимантандо. Впрочем, один фрагмент информации, отсрочивший его смерть, ей удалось получить, а именно — все секреты доктора Алимантандо, включая таинственную Темпоральную Инверсию, позволяющую добиться хронодинамизма, следует искать на стенах его дома. Дхаврам Мантонес был отправлен поближе ознакомиться с фресками под угрозой вечной скачки на Коньке Чарли. Раэла Манделлу–младшего срезали с балки и отнесли назад в фамильный дом. Жаль; Арни Тенебра охотно оставила бы его сидеть, чтобы посмотреть, удастся ли ему побить нынешний тридцатичетырехчасовой рекорд верховой езды.
Раэла Манделлу–младшего внесли на кухню его бабушки, где она и ее дочь как могли облегчили его страдания и уложили в постель. Здесь его посетила галлюцинация, будто когда-то у него был отец из клена и мать из цветов и консервных банок. Он пролежал пластом три дня, и дочь соседа, скромная девушка по имени Квай Чен Пак, помогавшая Санта Екатрине во времена бесплатного супа, приносила ему цветы и красивые камни, а еще готовила леденцовых кенгуру и печенье с изюмом из своего скудного рациона. К концу третьего дня он поднялся, зная два важных факта. Первый: он был безумно влюблен в Квай Чен Пак. Второй: этой ночью войско парламентариев обложило Дорогу Отчаяния, готовое к последней битве.
61
— Пожалуй, их там примерно восемь тысяч, — сказал господин Иерихон, напрягая свое благочинное зрение, чтобы извлечь полезную информацию из двигающихся среди кристаллоидов сгустков жара. Севриано Галлацелли шевелил лопатой, прикидываясь, что работает.
— Ладно, а это что за штуки? — Он кивнул в направлении гигантских трехногих машин, которые важно вышагивали по усыпанной кристаллами местности и то и дело испаряли обломки ферротропа ударами яростных бело–голубых лучей.
— Не знаю наверняка, — сказал господин Иерихон. — Они похожи на шагающих разведчиков, какими пользовался РОТЭК много лет назад. Но я тебе так скажу: когда начнется дело, здесь будет здорово жарко. На этих штуках установлены тахионные излучатели.
Оба замахали лопатами, как будто копая, а сами рассматривали нескладную хреновину, марширующую по пустыне словно бы напоказ, так что у них создалось общее и стойкое впечатление, что конец Дороги Отчаяния уже близок.
Находящаяся на передовом наблюдательном посту номер 5 Арни Тенебра пришла к тому же мнению.
— Ваша оценка? — обратилась она к своему советнику, подполковнику Леннарду Хеке.
— Боевые машины, идеально приспособленные к условиям местности. Мне неприятно это говорить, мадам, но они могут просто перешагнуть наши минные поля.
— Я тоже так думаю. Вооружение?
— Мадам, мне неприятно говорить это, но…
— Но эти тахионные бластеры могут обойти во временном потоке наши защитные полеизлучатели и наделать дыр в наших зонтиках. — Она оставила Леннарда изучать непобедимые боевые машины и отправилась на поиски Дхаврама Мантонеса. Она собиралась выяснить состояние своей собственной непобедимой боевой машины. Поднимаясь на утесы, она миновала тела двух журналистов ЭсЭрБиСи, пытавшихся вывесить флаг капитуляции. Распятые вниз головами на деревянных рамах три дня назад, они уже начали мумифицироваться и отвратительно воняли. Капитуляция была не просто недопустима, она была немыслима.
На передовом командном посту «Зебра» Мария Квинсана рассматривала высушенные тела сквозь полевой бинокль. Не варварский способ казни шокировал ее, а множество знакомых лиц среди сгорбившихся людей, работающих на террасах и укреплениях. И даже сам город, та часть, что была зажата между уродливым бетонным нарывом базилики и громоздящимися в небо трубами завода, не изменился — запутанный конгломерат ветряных насосов, бликующих ромбов солнечных коллекторов и красных черепичных крыш. Ей стало любопытно, что поделывает Мортон. Она не видела его среди работающих на утесах, но в самом городе тоже что-то спешно возводили. За минувшие двенадцать лет мысль о нем ни разу не посетила ее. Она вспомнила и Микала Марголиса; безмозглый парнишка, позволявший ветру нести его, куда бы тот не дул. Ей захотелось узнать, что с ним приключилось после того, как она оставила его в соба–баре на разъезде Ишивара.