Дорога шамана
Шрифт:
Возница неохотно распахнул для нас двери, поскольку совершенно не желал пачкать свой роскошный экипаж, а от Колдера воняло дешевой выпивкой и рвотой. Я попытался поблагодарить доктора, но он брезгливо отмахнулся от меня и, снова взяв жену под руку, повел ее в сторону площади. Только с помощью кучера мне удалось засунуть Колдера в экипаж. Оказавшись внутри, он повалился на пол и остался там лежать, точно мокрая полудохлая крыса. Я устроился на одном из сидений, возница захлопнул дверцу и взобрался на козлы. Довольно долго нам пришлось ждать, пока его экипаж сумеет выехать со стоянки – улица была полностью забита всевозможными каретами и тележками, да и пешеходы не желали уступать никому дорогу.
Чем дальше мы отъезжали от площади, тем темнее становилось вокруг и более свободной делалась дорога. Вскоре возница пустил лошадей рысью, и мы стремительно помчались по улицам. Периодически свет уличных фонарей проникал в карету, и я толкал Колдера ногой. Он стонал в ответ, и я облегченно вздыхал – мальчишка жив. Мы уже подъезжали к Академии, когда я услышал, как он закашлялся и недовольно спросил:
– Где мы? Мы скоро приедем?
– Мы почти дома, – успокаивающе сказал я.
– Дома? Но я не хочу домой! – Колдер попытался сесть. Когда это ему удалось, он принялся тереть глаза. – Я думал, что мы едем в бордель. Мы ведь поспорили, помнишь? Ты сказал, что я не смогу выпить целую бутылку, но если у меня получится, вы отведете меня в лучший бордель в городе.
– Я ничего тебе не обещал, Колдер.
Он поднял голову и посмотрел на меня. От него так разило дешевой выпивкой и рвотой, что я вынужден был отвернуться.
– Ты не Джарис! Где он? Он обещал мне женщину! И я… А кто ты? – Неожиданно он сжал ладонями виски. – Клянусь добрым богом, мне плохо. Ты меня отравил.
– Не вздумай блевать в экипаже. Мы уже совсем рядом с домом твоего отца.
– Но… Что случилось? Почему они… я…
– Ты слишком много выпил и потерял сознание. Я везу тебя домой. Больше я ничего не знаю.
– Подожди. – Он, неуклюже перевалившись, встал на колени, пытаясь получше рассмотреть мое лицо. Я отодвинулся назад. Тогда он вцепился в лацканы моей шинели. – Ты от меня не спрячешься. Эй, да я тебя знаю. Ты упрямый Бурвиль из ублюдочных новых аристократов. Тот самый, с камнем. И ты испортил мне весь праздник Темного Вечера. Мои друзья сказали, что я могу пойти с ними! Они обещали, что сделают меня мужчиной этой ночью.
Я взял мальчишку за запястья и рывком оторвал его от своей шинели.
– Чтобы стать мужчиной, требуется нечто большее, нежели одна ночь и бутылка дрянной выпивки. И убери руки, Колдер. А если еще раз посмеешь назвать меня ублюдком, я потребую от тебя удовлетворения, несмотря на твой возраст и отца!
И я оттолкнул его ногой.
– Ты меня ударил! Ты сделал мне больно! – Он взвыл, а когда карета наконец остановилась, разрыдался.
Мне уже было все равно – он окончательно вывел меня из терпения. Добираясь до двери, я наступил ему на пальцы, но даже не подумал извиниться. Спрыгнув на землю, я не стал дожидаться, когда возница спустится с козел и поможет мне. Схватив Колдера за плечи, я вытащил его наружу, и он стукнулся задницей о мерзлую землю. Как только я захлопнул дверцу, возница тут же щелкнул кнутом, и экипаж укатил прочь. Ему не хотелось иметь с нами дело, к тому же я не сомневался, что он спешит вернуться в город, чтобы еще подзаработать.
– Вставай! – приказал я Колдеру.
Меня вдруг охватила ярость. Наглость мальчишки оказалась последней каплей, упавшей и в без того переполненную чашу негодования и ненависти. Вот он – такой же сын-солдат, как и я, только без совести и чести. Однако отец поможет ему попасть в Академию, а потом купит чин, несмотря на то что сынок будет пить и бегать по шлюхам, вместо того чтобы учиться. И Колдер станет офицером,
– Ты во всем виноват, кадет Невар Бурвиль, – бормотал он. – Ты за все ответишь. Клянусь. Тебе это не сойдет с рук.
– Это тызаплатишь, – резко ответил я. – Голова у тебя будет болеть так, словно по ней стучат десятки молотов. И ты не сможешь вспомнить ни одной минуты сегодняшнего праздника.
Мне пришлось стучать в дверь полковника раз десять, прежде чем внутри послышались какие-то звуки. Наконец дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина с расстегнутым воротничком, от него пахло вином и пряностями. Видимо, оставленные в доме слуги тоже устроили себе праздник. Ему явно не хотелось прерывать вечеринку даже после того, как он увидел сидящего на ступеньках грязного Колдера.
– Доктор Амикас велел передать, чтобы его уложили в постель, но прежде ему следует дать две пинты горячего мясного бульона. Он сильно замерз и очень много выпил. Доктор сказал, что видел, как молодые кадеты умирали, так сильно перебрав спиртного.
Как только я замолчал, Колдера вырвало прямо на ступеньки. Отвратительное зловоние накрыло меня, словно колпаком. Слуга отшатнулся. Повернув голову, он закричал:
– Кейтс! Моррей! – В дверях появились два молодых парня, и он распорядился: – Отнесите молодого хозяина в постель, разденьте и приготовьте горячую ванну. Скажите повару, чтобы подогрел мясной бульон. Один из вас должен сбегать к конюху, пусть он приведет в порядок ступеньки, пока эта гадость не замерзла. И вы! Как вас зовут, сэр?
Я уже собрался уходить. Обернувшись, я бросил через плечо:
– Кадет Невар Бурвиль. Но я лишь привез Колдера домой. Не я его напоил.
Однако слуга не обратил на мои последние слова никакого внимания.
– Невар Бурвиль, – медленно проговорил он с такими интонациями, будто мое имя было столь же омерзительно, как и запах, исходящий от Колдера.
Слуги потащили мальчишку в дом, управляющий последовал за ними и закрыл дверь, даже не попрощавшись со мной.
Я осторожно спустился по лестнице, стараясь не ступить в вонючую слизь. Ночь вдруг показалась мне слишком темной и холодной. Я шел в полнейшей тишине, которую нарушал лишь скрип снега под моими сапогами. Когда я приблизился к Карнестон-Хаусу, то увидел, что горит лишь один фонарь у входа. Камин в холле первого этажа почти прогорел, а подбросить туда дров было некому – за столиком сержанта Рафета оказалось пусто. Я поднялся по лестнице, радуясь, что на каждой площадке горит лампа. Все комнаты, отведенные нашему дозору, были погружены в темноту.
– Спинк! – позвал я, но ответа не получил.
Он до сих пор не вернулся, а это означало, что его сомнительное приключение с Эпини продолжается.
Я в кромешной темноте добрался до своей койки, разделся и, бросив одежду на пол, юркнул в постель. В комнате было холодно, одеяло успело промерзнуть, и мне никак не удавалось согреться. Однако я слишком сильно устал и потому уснул, и меня тут же принялись терзать кошмары один за другим. Вот я оказался голым на карнавале, и все знали, что меня исключили из Академии. Появился мой отец.