Дорога в рай
Шрифт:
Трава на большой покатой лужайке перед домом была недавно подстрижена, и по газону тянулись светлые и темно-зеленые полосы. В дальнем конце наконец-то зацвели два ракитника, и длинные золотые цепочки ярко выделялись на фоне растущих позади них деревьев. Распустились и розы, и ярко-красные бегонии, и на цветочном бордюре зацвели все мои любимые гибридные люпины, колокольчики, дельфиниумы, турецкие гвоздики и большие бледные ароматные ирисы. Кто-то из садовников возвращался по дорожке после обеда. За деревьями была видна крыша его домика, а за ним дорожка
Дом моей жены. Ее сад. Как здесь замечательно! Как покойно! Если бы только Памела чуть-чуть поменьше тревожилась о моем благополучии, пореже старалась бы сделать мне что-то приятное в ущерб собственным интересам, тогда все было бы божественно. Поверьте, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто я не люблю ее – я обожаю самый воздух, которым она дышит, – или не могу совладать с ней, или не хозяин самому себе. Я лишь хочу сказать, что то, как она себя ведет, временами меня чуточку раздражает. К примеру, все эти ее повадки. Как бы мне хотелось, чтобы она от них отказалась, особенно от манеры тыкать в меня пальцем, чтобы подчеркнуть сказанное. Должен признать, что роста я довольно небольшого, и подобный жест, не в меру употребляемый человеком вроде моей жены, может подействовать устрашающе. Иногда мне трудно убедить себя в том, что она женщина невластная.
– Артур! – крикнула она. – Иди-ка сюда.
– Что такое?
– Мне пришла в голову потрясающая мысль. Иди же сюда.
Я подошел к дивану, на котором она возлежала.
– Послушай-ка, – сказала она, – хочешь немного посмеяться?
– Посмеяться?
– Над Снейпами.
– Что еще за Снейпы?
– Очнись, – сказала она. – Генри и Сэлли Снейп. Наши гости.
– Ну?
– Слушай. Я тут лежала и думала, что это за ужасные люди... и как они себя ужасно ведут... он – со своими шутками, и она – точно какая-нибудь помирающая от любви воробьиха...
Она помолчала, плутовато улыбаясь, и я почему-то подумал, что вот сейчас она произнесет нечто страшное.
– Что ж, если они себя так ведут в нашем присутствии, то каковы же они должны быть, когда остаются наедине?
– Погоди-ка, Памела...
– Артур, не будь дураком. Давай сегодня посмеемся немного, хотя бы раз от души посмеемся.
Она приподнялась на диване, лицо ее неожиданно засветилось каким-то безрассудством, рот слегка приоткрылся, и она глядела на меня своими круглыми серыми глазами, причем в каждом медленно загоралась искорка.
– Почему бы нет?
– Что ты затеяла?
– Это же очевидно. Неужели ты не понимаешь?
– Нет, не понимаю.
– Нам нужно лишь спрятать микрофон в их комнате.
Должен признаться, я ожидал чего-то более неприятного, но, когда она произнесла это, был так поражен, что не нашелся, что ответить.
– Именно так и сделаем, – сказала она.
– Да ты что! – воскликнул я. – Ну уж нет. Погоди минуту. На это ты не пойдешь.
– Почему?
– Более гнусного ничего и придумать нельзя. Это все равно что... все равно что... подслушивать
– Конечно, серьезно.
Я знал, как сильно моя жена не любит, когда ей возражают, но иногда ощущал необходимость заявить свои права, хотя и понимал, что чрезмерно при этом рискую.
– Памела, – резко возразил я, – я запрещаю тебе делать это!
Она спустила ноги с дивана.
– Артур, кем это ты прикидываешься? Я тебя просто не понимаю.
– Меня понять несложно.
– Что за чепуху ты несешь? Сколько раз ты проделывал штуки похуже этой.
– Никогда!
– О да, еще как проделывал! Что это тебе вдруг взбрело в голову, будто ты лучше меня?
– Ничего подобного я никогда не делал.
– Хорошо, мой мальчик, – сказала она и навела на меня палец, точно револьвер. – Что ты скажешь насчет твоего поведения у Милфордов в Рождество? Помнишь? Ты так смеялся, что я вынуждена была закрыть тебе рот рукой, чтобы они нас не услышали. Что скажешь?
– Это другое, – сказал я. – Это было не в нашем доме. И они не были нашими гостями.
– А какая разница?
Она сидела, глядя на меня, и подбородок ее начал презрительно подниматься.
– Ведешь себя, как эдакий напыщенный лицемер, – сказала она. – Что это с тобой происходит?
– Видишь ли, Памела, я действительно думаю, что это гнусно. Я правда так думаю.
– Но послушай, Артур. Я человек мерзкий. Да и ты тоже – где-то в глубине души. Поэтому мы и находим общий язык.
– Впервые слышу такую чепуху.
– Вот если бы ты вдруг задумал стать совершенно другим человеком – тогда другое дело.
– Давай прекратим весь этот разговор, Памела.
– Послушай, – продолжала она, – если ты действительно решил измениться, то что же мне остается делать?
– Ты не понимаешь, что говоришь.
– Артур, и как только такой хороший человек, как ты, может иметь дело с гадюкой?
Я медленно опустился в кресло, стоявшее против дивана; она не спускала с меня глаз. Женщина она большая, с крупным белым лицом, и, когда она глядела на меня сурово – вот прямо как сейчас, – я, как бы это сказать?.. погружался в нее, точно утопал в ней как в ушате со сливками.
– Ты серьезно обо всей этой затее с микрофоном?
– Ну конечно. Самое время немного посмеяться. Ну же, Артур. Не будь таким деликатным.
– Это нечестно, Памела.
– Это так же честно, – она снова выставила палец, – так же честно, как и в том случае, когда ты вынул из сумочки Мэри Проберт ее письма и прочитал их от начала до конца.
– Этого нам не нужно было делать.
– Нам?
– Но ведь ты их потом тоже читала, Памела?
– Это никому нисколько не повредило. Ты тогда так сказал. А эта затея ничем не хуже.
– А как бы тебе понравилось, если бы кто-то с тобой такое проделал?
– Да как бы я могла возмущаться, если б не знала, что за моей спиной что-то происходит? Ну же, Артур. Не будь таким застенчивым.