Дорога во тьму
Шрифт:
Почему-то вдруг мне вспомнилось, как в Титусвилле мы ходили на утренние воскресные службы в местный храм, и мама, достав молитвенник читала вслух псалмы вместе с другими прихожанами, а я, тогда еще совсем маленькая, не умеющая даже читать, повторяла вместе со старшими братьями и сестрами вслед за ней. «Боже, зачем ты вернул меня в сознание!», — взмолилась я, леденея от ужаса, происходящего со мной.
Наверное, это был самый подходящий момент, чтобы прочитать молитву. Хотя Тирон презрительно говорил, что человеческие религии — это глупые сказки для слабых людей, а для эльфов они пустой звук. Но, как на грех, ни одного слова молитвы я не могла сейчас вспомнить.
И тут произошло нечто очень странное, чего я сама себе объяснить не могла никак иначе, кроме того самого проснувшегося инстинкта, о котором не переставал твердить Тирон. Паника вдруг куда-то отступила, словно в меня вселился кто-то другой, руководящий моими действиями, а я как-бы наблюдала за всем со стороны. Не имея ни малейшего понятия, что происходит в темноте кареты, я, почувствовав тяжесть волчьей лапы рядом с собой, вдруг, резко вытянув руку, ухватилась за жесткую звериную шерсть, вцепилась в нее изо всех сил, так, что оборотень, дернувшись с места, буквально выдернул меня из-под сиденья и потянул за собой.
Понимая, что меня точно попутал бес, и теперь смерть неминуема, я, с огромным удивлением и не веря сама себе, почувствовала, что по руке в меня течет волчья сила — мерзкая, грязная, будто такая же коричневатая, каким я видела самого Бенедикта, не понимая, что это цвет оборотней, как существ. Я не могла оторваться от него, собственные действия просто поражали. Волк уже не выл и не бесновался, с каждой секундой он становился все слабее, хотя и пытался оттолкнуть меня, брыкая лапой, но сил явно не хватало. Раздался стук падающего тяжелого тела, и зверь затих на полу кареты рядом со мной. Странно, что я больше не ощущала его животного запаха, подумала я, но вскоре поняла, что мои ноздри забиты кровью, текущей из носа.
Это ужасно, но меня тошнило почти до самого утра, при том, что так и не было ни малейшей возможности покинуть дилижанс. Мокрое и липкое тело мое сотрясалось спазмами и рвотными позывами, чужеродная сила выходила вместе со съеденным ужином, кровью, страхом, наполняя карету тяжелым отвратительным смрадом, чувствовавшимся, кажется, даже кожей. Голова кружилась и словно наполнялась раскаленными углями. Из последних тающих сил отползая в угол кареты, я краем угасающего сознания поняла, что мне, пусть и чудом, но удалось пережить эту адскую ночь, я победила.
Очнулась я, к удивлению, не в темной, разрушенной и перепачканной карете, как можно было ожидать, а на своей кровати в нашей с Тироном съемной квартире. Веки поднимались с большим трудом, сил, похоже, совсем не осталось даже на то, чтобы порадоваться, что все наконец закончилось, но я все же узнала облупленный потолок своей крохотной комнаты и вздохнула с облегчением, которое длилось, как обычно, недолго.
Из соседней комнаты, служившей нам и гостиной, и столовой, и тироновой спальней одновременно, раздавались мужские голоса: злой и резкий — брата, и настойчивый и твердый — Бенедикта. Видимо, он привез меня домой, когда на рассвете вновь обратился человеком. Кажется, их спор продолжается уже давно.
— Я благодарен тебе за ночной эксперимент, Бенедикт, но мой ответ тебе известен, — отрезал Тирон, видно, на какую-то просьбу гостя.
— Но ты же вчера утверждал, что ненавидишь девчонку, что она тебе как кость в горле, — продолжал настаивать оборотень. — Моя семья хорошо заплатит, и ты избавишься от мороки. У нее несомненно большой потенциал, но ты не сделаешь из нее охотницу насильно. А у нас она сможет развивать свои способности.
Даже лежа за закрытой дверью, а почувствовала назревающее в комнате напряжение.
— Думаешь урвать лакомый кусочек? Ты заурядный оборотень, с чего ты взял, что заслужил обладание настоящей эльфийкой? Твои же сородичи, узнав, что ты удобно устроился в ночи полной луны, разорвут тебя на части из-за нее. И денег у тебя не хватит, чтобы расплатиться со мной за такое благо. Так что не испытывай моего терпения ради всех тех долгих лет нашей, так сказать, дружбы, — презрительно бросил ему Тирон. — Возможно, когда-нибудь, если снова будем в ваших краях, я и снизойду до того, чтобы позволить вам за хорошее вознаграждение, получить ее на одну ночь, но не более. Так что проваливай.
— Ты совершаешь большую ошибку, друг мой, — сдерживая ярость, процедил Бенедикт, после чего хлопнула входная дверь.
Тирон что-то пробурчал ему вслед, но слов я не разобрала.
Ну что же, нетрудно догадаться, что Бенедикт хотел забрать меня, чтобы использовать в дальнейшем точно так же, как нынешней ночью. Свежие воспоминания нахлынули как лавина, и меня зазнобило. Хвала богам, брат отказал оборотню. Никогда бы не подумала, что буду рада тому, что останусь с Тироном. Не представляю, как мне удалось выжить этой ночью, но надеюсь, что брат остался доволен пройденным уроком и не повторит его снова. Горящие желтым звериным огнем глаза до сих пор стояли перед внутренним взором, заставляя сердце судорожно сжиматься.
Дверь распахнулась, Тирон скривился при виде меня.
— Хватит прохлаждаться, от обязанностей тебя никто не освобождал, — рыкнул он. — И приведи себя уже в порядок, вся квартира блевотиной провоняла, мерзость.
«Милый братец», — грустно вздохнула я, осознавая, впрочем, его правоту.
Я действительно чувствовала себя ужасно, волосы слиплись, лицо зудело и саднило от засохшей крови, во рту такой гадкий привкус, что просто невыносимо. Довольно глубокая царапина, оставленная волчьей лапой, все еще болела, так как не затянулась как следует, хотя приток волчьей силы и остановил кровопотерю и, в некоторой степени, запустил регенерацию. Все это конечно ерунда, как и ноющая ломота во всем теле, главное — поскорее добраться до ванны и смыть последствия эльфийских экспериментов.
Буквально цепляясь за стены коридора, я принесла в ведерке уголь из чулана в ванную комнату и затопила большой чугунный титан в углу. Едва дождавшись, когда он нагреется, я, наконец, со стоном погрузила измученное тело в горячую воду и некоторое время просто отмокала и расслаблялась, глядя в потолок с облупившейся краской, испытывая буквально неземное блаженство, прежде, чем взяла в руки брусок мыла.
Весь день я передвигалась по дому с большим трудом, пошатываясь, на подгибающихся ногах. Начисто вымывшись, я почти пришла в себя, но жуткая слабость не оставляла еще долгое время. Тирон настаивал на том, чтобы я хорошо поела, дескать, это поможет восстановить силы, но меня до сих пор тошнило.