Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов
Шрифт:
Под потолком ритмично сокращалось сердце.
Его сына. Его семьи. Его опоры.
Стенки контейнера покрывала тёмная кровяная пыль.
Дмитрий Эдуардович положил руку на грудь. Робко улыбнулся, когда в пальцы проник сбивчивый пульс. Тук-тук-тук…
Пока жива любовь в старом сердце отца, сил хватит на двоих.
На двоих…
А затем пришла ночь, и пустые сны, и радость совместного утра, и чувство лёгкого голода, который он утолил сладким хворостом, малиновым вареньем и кружкой горячего чая.
Три
Первая бутылка коньяка ушла быстро.
«Между первой и второй», «за баб», «давай добьём и перерывчик сделаем» – пустой сосуд отправился под кухонный стол.
– Хороший коньяк, – сказал Дон Командантэ, закуривая.
– А-то! – выдохнул никотиновое облако Чива-Рива. – Французский, на травах.
– И много?
– Для тебя, целый ящик! Отпуск – дело святое! Когда у нас в последний раз отпуска совпадали?
– Никогда. Если только в сессию…
– То-то! Никогда. А учёбу ты сюда не приплетай. Тогда я коньячилу себе позволить не мог, столько, во всяком случае. Так что, Дон Командантэ, гулять – так гулять.
– Хватит меня так называть.
– А «Чива-Рива» типа нормально?
– Так у тебя с детства эта погремуха.
– А у тебя с прошлой недели. – Чива-Рива потушил сигарету, встал и подошёл к холодильнику. – Причём здесь стаж? Да и не коси – нравится ведь, а? Дон Командантэ! Практически Че Гевара!
– Во тебя занесло, – усмехнулся Дон Командантэ, принимая вторую бутылку французского коньяка. – Так ты до Чебурека дойдёшь… А на хрена – в холодильнике?
– А что?
– Страдает, страдает у тебя культура распития коньячных изделий. На уровне познаний анатомии лица у Папы Карло. Надо рукой в бокале греть, медленно отпивать, наслаждаться.
– Видел я, как ты наслаждался – рюмка-лимон-рюмка-сыр… что-то не жаловался тогда.
– Я и сейчас не жалуюсь, – примирительно сказал Дон Командантэ. – Просто просвещаю. У тебя весь в холодильнике?
– Не-а, – Чива-Рива засунул руку в нутро «Аристона». – Только три забросил.
Ещё один флакон тёмной жидкости последовал греться, правда, не в руки, а на подоконник, за которым уже подступала ночь.
Дон Командантэ включил радио и принялся искать эфирную волну, пока Чива-Рива подрезал сыр и салями в опустевшую тарелку. Наткнувшись на какую-то песню, он сделал тише – так, для фона. В голове приятно шумело – мелодия выпитого алкоголя.
– Ну, давай, Командантэ, – опуская «Дона», призвал Чива-Рива, поднимая налитую «с горочкой» пузатую рюмку. – Бомби тост!
– За темноту!
– За ту, которая друг молодёжи?
– Не-е, за темноту незнания, неведения. Которая позволяет наслаждаться непостижимой свободой, неосторожностью, неустрашимостью, веселостью жизни, – чтобы искать цели и смысл, но не находить их! Прятаться в этой темноте от лап безумия или вселенской апатии, которые пришли бы вместе со светом абсолютного
– Это ты чё загнул?
– Цитата из Ницше, – сказал Дон Командантэ, смущённо улыбаясь. – Ну и развил чуток.
– Ты прекращай сборник афоризмов на ночь читать. С пойлом они странные реакции дают.
– Это не из сборника, это «По ту сторону добра и зла».
– Всё, хорош. Будем!
И они выпили, закусили, и снова выпили – на этот раз за изобретателей палочек для ушей и одноразовых пакетов для мусора (тост Чивы).
– Жаль, девки не смогли прийти, – Чива-Рива вздохнул.
– Точно, – выразил солидарность с расстройством друга Дон Командантэ. – Под коньячок бы…
Оба рассмеялись.
В этот момент что-то произошло. С кухней, домом, Вселенной? С ними? Как будто пристёгнутое ремнями безопасности тело испытало перегрузку от торможения. Но не резкого, а растянутого во времени, едва ощутимого, но до какого-то предела нарастающего. Чива-Рива даже свалился с табуретки, открыв рот и ощупывая грудь – скорей от неожиданности, чем от «возникшего эффекта». Дон Командантэ положил сигарету в пепельницу, глаза округлились. Он прислушивался к собственному телу, даже перестал дышать, пока так же неожиданно (с толчком, как ему показалось) давление исчезло.
– Это что за… – начал Чива-Рива, но осёкся. Его взгляд застыл на окне.
Его друг повернул голову, медленно, словно нехотя. Всё, что он успел заметить периферией – моргнувшую и пропавшую нить голубого света где-то далеко в небе.
– Видел? – спросил Чива-Рива.
– Не уверен… какой-то свет…
– Лучи. Фиолетовые. Три или четыре. Пропали один за другим, словно отключили.
– Прожекторы, может?
– Нет. Наоборот. Ну, если с неба только… Да, и не похоже…
– Лазерные лучи?
– Откуда мне знать? Там как прожилки ещё по бокам… И пропали – как в звёзды втянуло.
Дон Командантэ взял недокуренную сигарету и, сделав тягу, чертыхнулся – тлел фильтр.
– На каких травах коньяк? Не на конопле, случаем?
– Да, дела… – только и сказал Чива-Рива, поднимаясь и подходя к окну.
– Может, свето-шоу какое?
– А плющило тогда чего? Внутренности решили побрататься с пупком?
– У меня с позвоночником…
– Это потому что ты лицом ко мне сидел.
– Звуковой удар?
– Коньячный! Ты бредовей что-нибудь придумать можешь?
– Ты-то много придумал! А, Чивас?
– Секретные эксперименты с воздухом.
– Н-да… истина где-то…
– Коньяк!
Дон Командантэ не сразу понял смысл этого возгласа, удивившись странному способу друга перебить его остроту, пока Чива-Рива сам не метнулся к столу, подхватывая катающуюся маятником бутылку. По дереву растекалась лужица, начиная капать со стороны Дона. Когда упала бутылка (во время или после «торможения»? ), было упущено из виду.