Дорога за горизонт
Шрифт:
– Средства, выделяемые зарубежными спонсорами… простите, меценатами на творческую, научную деятельность. Или на общественную; скажем – правозащитную. В общем, раз и интеллигент или, паче того, либерал – то непременно предаёт Россию за зарубежные деньги.
– Но это же, Андрей Макарыч, нонсенс, простите за резкость суждения! – искренне возмутился Корф. – Подобное извинительно для охотнорядского сидельца, но человек культурный, образованный должен понимать, что державе не обойтись без интеллигенции – врачей, инженеров, учёных?
– Это в ваши благословенные времена, барон любой человек с образованием уже причисляется
– Пожалуй, это можно понять. – кивнул Корф, покачивая в ладони рюмку с коньяком; барон, как и полагалось, ждал, когда благородный напиток нагреется от тепла руки, чтобы насладиться тонким ароматом.
– В конце концов, у нас отнюдь не все в восторге от господ Добролюбова, Чернышевского с Некрасовым, да и графа Толстого, если уж на то пошло. Но что делать, если та же самая, как вы изволили выразиться, «техническая интеллигенция» не может существовать в той же среде, что и скажем, мастеровые или извозчики? Им нужны другие книги, спектакли, газетные статьи. А создают, формируют это всё как раз «гуманитарии» как вы из назвали…
– Увы, дорогой барон… – вздохнул Каретников. – Многие у нас воспринимают творческую публику – бомонд, богему, «креативов», как их там ещё называют – как паразитов. Книг, которые они пишут, «технари» не читают, «концептуальных» фильмов не смотрят, на выставки и спектакли и прочие биеннале не ходят. И знаете что? Правильно делают – видели бы вы «инсталляции» и «перформансы» иных «актуальных художничков»… – Каретникова невольно передёрнуло.
– Именно потребление в неумеренных количествах различных интеллектуальных и творческих вывертов и есть отличительная черта нашего либерала. А инженеры, учёные – те, кто реально работает в своей профессии, а не занимается словоблудием – блюдо это не переваривают. И в глазах наших «творцов» они никакая не интеллигенция, а быдло, вроде мастеровых и извозчиков. В итоге – эти две ветви образованных россиян друг друга не слишком-то любят, а порой и презирают. Бывают, конечно, исключения, но…
– Ну, это как раз не ново. – заметил Корф. И у нас «Анну Каренину» поначалу объявили чуть не призывом к разврату. Меня другое занимает. «Гуманитарная интеллигенция» – тьфу ты, прямо масло масленое! – это ведь не только люди искусства, верно? Это и адвокаты, и юристы, те же экономисты, в конце концов! Их-то вы куда денете?
– С этими всё вообще плохо, Евгений Петрович. Это у вас пока встречаются энтузиасты, которые видят в институте присяжных поверенных – по-нашему говоря, адвокатов, – шанс на равенство всех перед законом. А у нас считается, что адвокат – это самая циничная и продажная из профессий.
– Но, как же так? – удивился барон. – Если у ваших адвокатов такая скверная репутация – то на что они живут? Кто доверит свои дела проходимцам?
– Времена меняются. – развёл руками доктор. – Главная задача ваших адвокатов – убеждать присяжных. Помнится, господин Кони, известнейший юрист, говорил, что адвокатское ремесло в России стало сродни лицедейству. Главное – выдавить слезу из коллегии присяжных и сорвать аплодисменты. А у нас всё давным-давно не так, эмоции зала никого не интересуют. Ценятся связи, умение договариваться со следствием, знание лазеек в законодательстве – чтобы, к примеру, развалить очевидное всем дело, придравшись к пустяковому поводу. А экономистам после реформ девяностых у нас в стране вообще веры нет. Барон скептически покачал головой.
– Вечно вы, доктор, самые очевидные вещи наизнанку выворачиваете…
– Так ведь не я их вывернул! – сокрушённо вздохнул Каретников. – Вы и представить себе не можете, Евгений Петрович, до чего сильно расколото наше общество. По сравнению с нами, у вас царит трогательное единомыслие – несмотря на господ народовольцев. Хотя – основа всех этих безобразий закладывалась как раз в ваши благословенные времена. Есть такой писатель – Чехов, Антон Павлович. Весьма известен как беллетрист, рассказы у него замечательные…. Так вот, он как-то сказал:
И Каретников процитировал по памяти:
– «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже. когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верю в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их и мало.»
– Так что, дорогой барон, почти полтора века прошло – а будто, ничего не изменилось!
Некоторое время собеседники молчали. Корф снова посмотрел сквозь недопитый коньяк на огонь и одним глотком прикончил рюмку, будто и не благородный напиток был там, а так – белое хлебное вино, в просторечии именуемое водкой.
– Ладно, Андрей Макарыч. Как бы то ни было, надо думать о наших умниках. Эти господа – наша с вами головная боль, ни на кого эту заботу не спихнёшь. Отсюда сугубо российский, интелигентский вопрос: что делать? Сами знаете, какие разговоры ходят по столице.
Каретников задумался. Он знал, конечно, что во всех клубах и собраниях Петербурга, за каждым ломберным столом только и говорят, что о «Наследии потомков». Ни сам Катерников, ни Корф, не надеялись надолго сохранить историю с гостями из будущего в тайне – но чтобы такая стремительная и широкая огласка? Разговоры, слухи, газетные статьи… предметом сплетен стала даже история с кражей из спецхрана Д. О. П.
Как раз вчера доктору попалась на глаза подобная статейка. Её автор, весьма известный в столичных кругах, уверждал, что главная задача новоявленного «Департамента Особых проектов» – не изучение информации из будущего, а попытка скрыть её от всего мира. Скрыть – и употребить во зло, то есть, «поставить на службу самодержавию»
В заключение, автор требовал от властей передать эти сокровища знаний всему человечеству – разумеется, в лице правительств и общественности «просвещённых стран». Каких именно – нетрудно догадаться: Англия, САСШ, Франция… В ещё списке значились Голландия, Италия, Швеция и с полдесятка иных стран, помельче. Что характерно – ни Германию, ни Австро-Венгрию автор не счёл достойными «Наследия потомков».