Шрифт:
Я пишу это письмо сама знаешь почему. Не в том дело, что твоя мама оборвала портьеры, а в том, что набросилась на меня с холодным оружием, и это, не говоря уж обо всем прочем, показывает, что у нее нет ко мне ни капли уважения, а я ведь как-никак твой муж. В подобной ситуации я и собственную маму ударил бы, упокой Господи ее душу.
По-моему, ты упускаешь из виду, что я дипломированный химик, и не в том дело, что я пытаюсь дудеть,
Ну да, теперь они планируют вчинить мне иск за телесный ущерб, но хотел бы я знать, как твой папа объяснит, зачем он прихватил с собой грабли, в полусотне миль от ближайшего сенокоса. Хотел разровнять землю в наших цветочных ящиках? Так что беспокоиться мне, как видишь, не о чем. И не забывай, что, когда твой брат поскользнулся и сломал бедро, он уже занес над головой красную вазу, которую ты купила в деревне в прошлом году, занес той самой рукой, которая, как он опрометчиво похвалялся, принесла его команде в Эразмус-хайскул восемь чистых побед, но его занесло на повороте, и он шлепнулся на спину, все благодаря моему вазелину. Лишь его дикие вопли воспрепятствовали твоему брату Тиму и отцу поколотить меня, хотя и они могли бы загреметь в итоге в больницу со смазанными пятками.
И не забудь передать отцовскому адвокату, что я, как жилец квартиры 4-F, не обязан предупреждать лиц, вознамерившихся убить меня в собственной постели, что проникновение в мое жилище чревато риском. Что, кстати, приводит на память издевательские реплики военного времени на предмет номера моей квартиры. Это злобная клевета — будто мне присвоили категорию 4-F и признали негодным к действительной службе, ведь, скажу без лишней скромности, на здоровье я никогда не жаловался. Как бы ты там ни злословила, но лишь моя работа в колледже воспрепятствовала мне встать, так сказать, под ружье. Некоторые «тыловые крысы» больше поспособствовали делу победы, чем тысяча таких, как твои братцы, которые, насколько я понимаю, атаковали каждый куст и пень на Гавайях с примкнутыми штыками, которыми пользовались в конечном счете лишь для вскрытия пивных банок.
Впрочем, цель этого письма — отнюдь не встречные обвинения. Просто я хотел, чтобы ты взглянула на вещи непредвзято и поняла мою сторону конфликта. Я никогда ничего не имел против твоей семьи, единственное, что меня до глубины души возмутила та реплика, мол, мои родители были невежественными иммигрантами. Они жили бедно, но чисто и трудились не покладая рук, тобы я имел возможности, какие им и не снились, и они горбатились до кровавых мозолей, дабы я мог стать тем, кто я сейчас. И все же, дорогая моя Сильвия, порой я испытываю невольное облегчение от того, что укоренен в эту землю не более чем на одно поколение.
Впрочем, как я уже сказал, письмо это вовсе не обвинительное. Хотя вечные твои нападки, какой я скряга, жмот и т. д., отнюдь не помогали делу. Противосолнечный козырек для машины — просто модное поветрие, и если я не желал на него раскошелиться, из этого никак не следует, что я скряга. Давно пора понять, что люди, у которых что-то есть за душой, совсем не обязаны кричать об этом на каждом углу. Можешь сколько угодно смеяться над этими бостонскими старичками, мол, тоже мне, ездят-то на велосипедах, но каждый раз, когда ты куда-нибудь звонишь, им с этого капают дивиденды.
А теперь серьезно. Я хотел бы поддерживать самые теплые отношения с твоими братьями, и вовсе не потому, что я их боюсь. В колледже я ходил на занятия джиу-джитсу, и мне рекомендовали продолжить тренировки. Что касается меня, я готов начать с чистого листа. Но ничего этого и не произошло бы, если бы твоя мама не совала нос куда не надо. Предложить мне работу свиней кормить — разве так говорят с тем, кто по успеваемости был в первой половине группы все годы учебы в колледже? А потом явиться в нашу квартиру и обозвать меня красным из-за цвета портьер — это уж слишком!
Я высказался, изложил факты самым непредвзятым образом что ни на есть, и, по мне, так все это было да быльем поросло, на вещи надо смотреть шире. Если хочешь, я встречу тебя на вокзале Гранд-Сентрал в субботу в семь, и можно будет зайти «К Джо» на спагетти с тефтелями — причем одним.
Твой любящий супруг, Хьюго