Дороги и судьбы с нуля
Шрифт:
Оставила она на веки вечные своего сына на попечение бывшей свекрови, не пожелала возвращаться к Шурке. Но Витя-то причём? А ведь она, как и Шурку, его тоже… бросила. Забыла о нём? Неужели, правда, забыла? Не могла забыть. Она же мать…
А Шуркина новая жена Полина, оказывается, что муж-то её нынешний сына имеет или делает вид, что не знает. Ей, наверное, так проще жить. Шурка от Полины факт этот скрыл, чтобы и она от него не ушла, как та первая, родная мать Витьки Раиса.
Одеревенели скулы мальчика, и слёз на глазах не было. Вернее, они появились, но не на лице, а там, внутри. Они даже душили его, сжимали горло. Не час прошёл, не два с момента случайно им подслушанного разговора, а, как будто, вечность. Почудилось ему, что вся его невеликая детская жизнь прошла и даже та, которая ждёт его впереди.
Услышал он из полыни за оградой среди кудахтанья кур весёлый смех Полины и басистый голос своего старшего… брата Шурки.
«Папка! – захотелось закричать мальчику, родной, милый! Я здесь, в полыни!!!». Но вместо этого он сжался в комок, схватился своими маленьким руками за высокий стебель. Витька вцепился зубами в горькую мякоть на всю округу сильно и пряно пахнущей травы. В потоке теперь уже нахлынувших и на глаза предательских слёз трава-полынь, единственный, по сути, его дом и убежище, не показалась ему горькой.
Так вот незамысловато и завершил свой рассказ Кормаков. Посмотрел в глаза Марины, влажные от слёз.
– Боже мой, Витя! – она обняла его за плечи. – Как тяжело жить на свете с таким грузом. Я тебе очень сочувствую.
– Я совершил непростительную глупость, – он с грустью посмотрел в её глаза, – что рассказал тебе об этом. Просто, захотелось поделиться с тобой… Ведь, кроме тебя, у меня никого на свете нет. Да и ты далеко от меня.
– Не обижайся, Витя, но так бывает. Но я с тобой, как друг. Я буду всегда тебя ждать в гости там, где устроюсь. Я сообщу, как и где меня найти.
– Я постараюсь приехать. Но не жалости мне от тебя надо. Ты – всё, что у меня есть и, можно сказать, то, чего, по сути, и нет.
– Я ничего не могу тебе сказать, Виктор.
– Понимаю, что насильно мил не будешь. Надеюсь, что время многое изменит.
– Но потом-то, Виктор, – она резко вернулась к рассказу своего друга, – ты наладил контакт со своим отцом? Наверное, так?
– Нет, Марина. У меня хватило силы воли никогда не возвращаться к тому, что со мной происходило в детстве. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, и я получил свидетельство об окончании девяти классов, то в Санкт-Петербурге закончил учёбу в одном из колледжей. Вышел оттуда слесарем по ремонту автомобильной техники. Немного в Питере поработал, а потом – служба в армии. Там я научился водить ещё, кроме всего прочего, и танк. После неё приехал в Волхов. Несколько раз учился и на специальных курсах в Павловске.
– Я знаю, что ты умеешь многое, Витя.
– Это правда. Я стараюсь. Гайки и болты у меня всегда под рукой. А со своими родственниками я не поддерживаю никакой связи. Затерялся. Да они меня и не ищут. Такие вот дела.
– Я всегда буду рядом с тобой, как друг, как товарищ. Даже на расстояние.
– Тебе пора, мой прекрасный товарищи. Уже объявили посадку на твой рейс. Провожу тебя до входа. Ты мне пиши, Марина, не затеряйся в пространстве.
– Обязательно.
Они встали на ноги. Кормаков взял в руки её нехитрую поклажу.
Не сразу, но, в конце концов, дорожный мастер Тимчинова добралась до дальнего полустанка и рабочего посёлка с временным и условным названием Азимутовка. В Хабаровске ей посодействовали. Доставили до места с группой геологов до самого места. Сопровождающего с ней не было. Сама во всём разбёрётся. Да и не сомневалась она в том, что благополучно прибудет на место, обустроится и через пару дней приступит к работе в тамошней дорожно-строительной компании.
Этот рабочий посёлок был не очень велик, но уже и не мал. Люди находились в движении, авто транспорт передвигался пока по гравийному участку дороги. Издали она увидела трубу асфальтобетонного завода (АБЗ) и улыбнулась. Значит, прибыла, как раз, туда, куда надо. А нужную контору она быстро найдёт. Не так уж и много здесь деревянных административных зданий.
Конечно, Тимчинова волновалась, оглядывалась по сторонам, поставив чемодан на край дощатого тротуара. Она совершила не просто решительный, но, может быть, и опрометчивый шаг. Её предстояло строить здесь не только новую дорогу в глухих местах, но и свою судьбу, практически, с нуля. Ведь всё, что было не так давно в её личной жизни, осталось за спиной.
Другого варианта не имелось, да и Марина даже при самом относительно благополучном развития событий и близко не мечтала о том, чтобы вернуться в объятия подлого и коварного Валеры Бередончина.
Она основательно и окончательно простила это несуразное двуногое существо, о существовании которого пока ещё не могла забыть. Простить – не значит упасть перед обидчиком или врагом твоим на колени и подставить для битья свои щёки. Нелепо и безнравственно смиренно следовать по пути раба, подло не только по отношению к самому себе, но и к тем, кто тебя окружает. Несуразные действия зомбированного субъекта и есть дурной пример для подражания для тех людей, кто никак не может научиться отличать «белое» от «чёрного».
По большому счёту, простить негодяя – это забыть о его существовании и при встрече пройти мимо, не обратить на него внимания. Но как это сделать? Гораздо проще отпускать грехи врага на реальном поле боя. Там всё просто и предельно ясно. Пустил прицельным выстрелом разящую пули в того, кто явился убить тебя, твоих родных и близких, ближних и дальних и сказал: «Иди с миром! Я простил тебя. Но я сделал это только потому, что тебя уже нет на этом свете».
Правда, явный враг не заслуживает и такого снисхождения. Он бесследно исчезает из поля зрения защитника Отечества и её интересов, как правило, не прощённым. Может быть, когда-нибудь потом… Но ведь и задним числом этого не следует делать. Себе дороже.
Но, по большому счёту, Бередончин для Марины не враг, а просто рядовой негодяй, коих, к счастью, не так уж и много в городах и весях Великой России. Но они есть. Так что же с ними делать? Как поступить? Да, конечно же, «простить», всех поголовно, дать им возможность широко шагать той дорогой или тропой, на которую они вступили. Пусть идут и не возвращаются в светлый человеческий мир с его истинными и незыблемыми ценностями.
Конечно же, об их условно загубленных душах будут молиться за хорошие «бабки» те, кто спутали, как говориться, кислое с пресным.