Дороги Истины
Шрифт:
Он всё-таки приставил к глазам бинокль, который скинула ему Орлица.
– Да-да, те самые 'охотнички', что нас у вертушки прижали. Как их, а? Вчера они нас, сегодня он их. Я решила подождать, пока 'собачки' измотают зверюгу, понятно же, что он им не по зубам, а уж потом...эй, ты куда?
Но тот уже не слушал её, пробираясь вперёд с автоматом в руках. Желание вмешаться было на подсознании. После Третьего, в его душе словно зияла дыра, ощущение чего-то потерянного, и когда он увидел ещё одну резню у чьего-то дома, она вновь заныла, кровоточа, давая знать о себе. Это было глупо с его стороны, пустая трата времени и патронов, но это был его выбор, уважать или осуждать который он никого не просил.
'Прибытие кавалерии' было своевременным - снег был
– Ты что делаешь! Опять?! У тебя какая-то нездоровая любовь к четвероногим!
– зашипела приблизившаяся Орлица. Кочевник недоумённо повернулся на неё, не понимая, как она не может видеть того, что видит он. Но, через пару секунд, наваждение прошло - моргнув, он в позиции с колена начал выцеливать на удивление шустрого медведя, который обеими лапами придавил к земле одного из волков и начал вгрызаться в его морду, не обращая внимания на висящих по бокам его товарищей. На волков такая жестокость произвела впечатление - некоторые заскулили и отступили назад, но короткий рык Одноухого заставил собраться с духом и вновь обходить кругами лютого врага, выискивая слабые места.
Автоматные выстрелы с глушителем в пылу битвы прошли незамеченными для тех, кто в тот момент разъярённо дрался за свою жизнь, но вожак, понюхав воздух, повернул свою морду в сторону людей, явно заметив их. Посмотрев в глаза Кочевнику, он вновь обратил своё внимание на битву, где рассвирепевший от засевших в коже пуль медведь стал ещё яростней атаковать волков, вырывая из некоторых по целому куску мяса, а также кровожадно стараясь добивать тех, кто потерпел поражение и доживал свои последние минуты. Его силы, казалось, не иссякнут никогда, а злоба возрастала с каждой секундой, проведённой в борьбе. Кочевник периодически постреливал в туловище и морду медведя, но эти попытки казались для массивного зверя словно укусы пчелы, защищавшей свой мёд. Вскоре, он почувствовал укусы побольней - Орлица присоединилась к бою, не видевшая иного выхода, как усилить огневую поддержку при помощи снайперских пуль, стараясь тратить невероятно ценные патроны как можно эффективней. Чужая не знала, во что обернётся эта обычная охота на оленей, а причину своего желания убить медведя она так и не успела рассказать Кочевнику.
Волков становилось всё меньше и меньше, и вскоре, Одноглазому пришлось вступить в схватку лично, так как, кроме него, лишь восемь волков могли отражать бесчисленные атаки хищника. Кочевник продолжал стрелять, бросив пустой магазин на снег в подсумок и вставив другой, а Орлице даже удалось найти рваную рану в боку и периодически попадать в неё, нанося особенно ощутимые удары.
– Да твою ж ты бога душу мать, эта тварь заговорённая, что ли!
– Орлица вошла в раж, отслеживая моменты для удачного выстрела, не обращая внимания на струйку пота, текущую со лба до её губы.
– Я не понимаю, это какой-то бред, бред! Зачем ты вообще ввязался!
Кочевник, стиснув зубы, стрелял отсечкой по два патрона, целясь в голову, тоже не понимая, что у этого зверя было не так - в его теле было два магазина патронов из его автомата, не считая выстрелов Орлицы, и множество кровоточащих ран, однако, его мятежный дух не желал покоя.
Ситуация ухудшалась. Когда, кроме Одноухого и его семьи, осталось четыре самца, они, поджав хвосты, заскулили и побежали наутёк в разные стороны, оставив его на произвол судьбы. Волчицы, рыча на детёнышей, сбежали ещё раньше, как только увидели, что их защитники пали. Понимая, что в одиночку гибель неминуема, светлый волк решил умереть достойно, продав свою жизнь как можно дороже, хорошенько измотав противника. Словно опытный танцор на сцене, Одноухий начал скакать вокруг медведя, изредка приближаясь к хищнику для короткого молниеносного укуса, чтобы вновь отпрыгнуть и пуститься в смертельное безумие. Он дрался так, как дрался бы последний солдат на поле, будучи один среди разбитых товарищей, не надеясь на поддержку земли и небес, чью благосклонность его армия потеряла раз и навсегда.
Кочевник мысленно подсчитывал количество пуль. Орлица с утомлённым лицом смотрела на схватку - у неё остался последний магазин, который она решила сохранить на дорогу назад, если таково шанс у них ещё был. Медведь значительно замедлил свои действия, но даже в такой форме оставался достаточно опасным для пожилого волка и постепенно теряющих свои преимущества людей, но на поле вышла новая фигура.
Когда Одноухий в очередном нападении повернул корпус медведя спиной к своей яме, лайка, молча прыгнула поверх зверя, вцепившись челюстями в его крепкое туловище, лапами стараясь удержаться на постоянно норовящей улизнуть поверхности. Она понимала, что у неё нет таких способностей, какие были у самцов-волков, но она всеми силами старалась выиграть время своему мужчине и детям - время, которое, она была уверена, Одноухий смог бы грамотно использовать. Волчата выскочили за матерью наружу, еле стоя на своих тощих лапках, хрипло завывая на врага слабыми голосками, намереваясь таким образом напугать его.
Тот день был роковым не только для стаи Одноухого, но и для его семьи. Через пару мгновений, медведю всё же удалось стряхнуть со спины лайку. Не обращая внимания на волка, который вцепился в его загривок вместо своей самки, медведь встал на дыбы и со всей силы ударил лапами по месту, где лежала собака. Вожак перелетел через медведя и упал среди трупов своих сородичей, а от его жены остались лишь ошмётки мяса и шерсти - так был силён в своей ярости этот враг. Медведь вложил в этот выброс злобы большую часть оставшихся сил, и, выиграв время, пытался передохнуть, следующим шагом намереваясь размазать по земле мелких зверёнышей, снующих туда-сюда перед его мордой.
Кочевник впал в состояние, близкое к трансу. Перед его глазами стоял Серый из Третьего, в беззвучном крике смотрящий на своих жену и детей. На своих волчат...
Быстрым движением он вставил целый магазин и побежал на медведя, который до этого не обращал на них особого внимания, планомерно уничтожая волчью стаю. Не успев обернуться, он почувствовал, как, словно копьё, Кочевник воткнул дуло автомата в рану, и нажал на спуск...
Как ни дьявольски силён был медведь, ему явно не приходилось ранее сталкиваться с введением тридцати пуль калибра 7.62 внутримышечно, за секунду сделавших из его внутренностей фарш. Тело уже падало за землю, словно подкошенное, а Кочевник, летя следом, продолжал кричать и держать палец на спусковом крючке. Уже на снегу, он очнулся от ощущения чего-то шершавого, облизывающего его лицо. Через пару секунд до него дошло - так дети Одноухого выражали свою благодарность.
Поднявшись, он с хлюпаньем достал автомат из мертвой туши, вытерев ствол о снег и оперевшись на него, словно на костыль. Он увидел Одноухого. Тот ходил вокруг места, где лежали останки лайки, что-то вынюхивая и периодически коротко поскуливая. Затем он сел на снег, задрал голову и издал протяжный вой, полный отчаяния и грусти, поражения и утраты. Кочевник приблизился к нему вместе с волчатами, и аккуратно, мягко положил руку на его голову. Вожак быстро стряхнул ладонь, коротко прорычав. Он был воином, и в жалости не нуждался. Теперь ему нужно было лишь одиночество. Кочевник понял это, и, развернувшись, пошёл назад, жестом показав Орлице, что здесь больше нечего делать. Битва была окончена, но победителем в ней была лишь Смерть.