Дороги Младших Богов
Шрифт:
— Никакой, — согласился я.
Мне нравилась идея, что всякий человек суть текст. Она отлично рифмовалась с известным мнением, что мир существует исключительно для того, чтобы стать когда-нибудь книгой. Это меня грело.
— Конечно, никакой разницы, — подтвердила Аня.
— Хотя в апгрейтовых версиях существовать, наверное, веселей, — справедливо заметил Гоша.
На что Серега не менее справедливо съязвил:
— Ага, с новыми глюками оно, конечно, веселее. Латать их патчами не перелатать.
А я решил задуматься над всем этим. И задумался. И, не переставая думать, достал из пачки сигарету, помял ее и показал Ане. Она кивком дала разрешение, и я закурил. Давно тянуло.
В этот момент
— Ну и в чем проблема-то? Система потихоньку худо-бедно улучшается — Ньютон аплодирует, Лейбниц кулаком грозит — ну и слава богу, которого нет. От добра добра чего ради искать?
— Всё дело в степени притязаний, — ответил ему Инструктор. — Проблема, Сергей Иванович, в том, что Белому Адепту, сколь ни пытался он, до сих пор не удалось достичь, так сказать, идеала. А хочется… Но, скажем честно, никогда ему его не достичь. Страдание неустранимо. И это печальный факт, который требует хладнокровного признания. Отчего-то для сознания Белого Адепта не представляется возможным вообразить мир, избавленный от страдания. Хотя, конечно, понятно отчего.
— Это в природе вещей, — озвучил свою версию Серега. — Как сказал однажды товарищ Сталин, логика вещей сильнее логики человеческих измерений.
— Да, — подтвердил Инструктор, — страдание — имманентное свойство проявленного мира.
Я послушал-послушал их, вытащил сигарету изо рта, да и пропел за Макаревича:
А я верю, что где-то
Божьей искрою света
Займется костер.
Только нет интереса,
И бездарную пьесу
Продолжает тянуть режиссер.
А пропев, сделал вывод:
— Выходит, прогресс — это движение по бесконечному тоннелю, в конце которого тупик.
— Точнее будет сказать, это бег за линией горизонта, — предложил Инструктор.
Я затянулся, выпустил под потолок несколько сизых завитушек и спросил:
— Ну и где тогда выход?
Инструктор проследил взглядом за моими искусными кольцами и терпеливо дождался, когда они полностью растают. Затем показал на то место, где они только что были, и ответил:
— Ну я уже сказал выше, что Спасение в обращении Ничего во Всё. Эта цель и мечта Черного Адепта.
— Уничтожить проявленный мир? — переформулировал Серега.
— Засветить фотобумагу раз и навсегда? — вспомнил я о предложенной метафоре.
— Да, именно так: раз и навсегда, — произнес проникновенным голосом Инструктор. — И как раз для этой, так сказать, цели за миг до Мига Повторного Начала Бесконечного Пути во сне Белого Черный Адепт и создает Полигон Обеспечения Практического Спасения Абсолюта. — И Инструктор перешел наконец к утилитарным планам: — Дело тут, собственно, вот в чем. Однажды Черному Адепту чудесным образом открылось, что, если донести до Начала Начал мысль об уничтожении феноменального мира, он и исчезнет. И это даже, собственно, и не мысль в чистом виде, а некий такой, знаете ли, визуальный образ… Если вообще-то можно отделить визуальное от вербального… Тут, собственно, вот какое дело: как-то раз представил он себе явственно, что когда-нибудь представит, как в центре Вселенной возникает энергетический вихрь с мощной центростремительной силой. И как эта антиматериальная воронка затем всасывает в себя всё сущее, включая его, Черного Адепта, собственное сознание, которое является спящим сознанием Белого Адепта, а по сути, как мы знаем, — единственным сознанием. Ничто, таким образом, соберется в точку и станет Всем. Но Всем, теперь уже наделенным Сверхсознанием. Далее по вышеприведенному тексту.
— А где этот центр Вселенной? — спросил Гошка.
— Вообще-то везде, — ответил Инструктор.
— Как это? — не понял Гошка.
— По теории относительности Эйнштейна, любая точка может быть принята за центр, — пояснил Серега. — Куда наблюдатель ткнет, там и центр.
— Как говорил комбат Елдахов, ядерная бомба всегда попадает в эпицентр, — вспомнил я.
— И здесь может быть центр, — ткнул себя пальцем в грудь Гошка.
— Запросто, — кивнул Серега.
— Я — центр Вселенной! — восхитился Гоша. А я рассмеялся.
— Раньше был ты, Гошка, пуп земли. Теперь пошел на повышение.
— Вот такие, значит, пироги, — напомнил о себе Инструктор. — Таким, значит, всё образом.
— Это всё, господин Инструктор, понятно, — сказал Серега. — Только непонятно, в чем затык?
— Товарищ, — сказал Инструктор.
— Что «товарищ»? — не понял Серега.
— Называйте меня товарищем Инструктором, так мне привычней.
— Хорошо, — пообещал на будущее Серега.
— А проблема, собственно, в сомнении, — пояснил Инструктор. — Черный Адепт, он хотя и адепт, конечно, но прежде всего — человек.
— Неужели тот, кто пробился в разводящие, может сомневаться в силе своего воображения? — удивился я.
— Он не только может в чем-то сомневаться, но может даже и ошибаться, — сказал Инструктор. — Великий Адепт впитывает в себя в процессе своего саморазвития все, в том числе и сомнение. Разве может быть сознание, лишенное одного из свойств, полным? Теорема Геделя гласит, что любая сложная формальная, так сказать, система должна быть противоречивой, чтобы быть полной.
— И еще срабатывает, видать, универсальное положение Картезия о том, что можно сомневаться во всём, кроме своей способности сомневаться, — блеснул своей эрудицией — мол, нас тоже не на мусорке нашли — Серега.
— Но вот Будда… — хотел я было возразить обоим. Но Инструктор прервал меня резко и не без апломба:
— ЭмЧеЭс.
— Не понял, — не понял я.
— Будда — мастер частного спасения, — пояснил Инструктор. — Предложенный им путь индивидуального избавления от страданий не решает задачи спасения мира. Поэтому ставить его в пример в данном, так сказать, контексте некорректно. Вольно буддам не сомневаться, когда решают они свои персональные — а если вещи называть своими словами — шкурные вопросы. А вот Черный Адепт, в отличие от любого из них и каждого, получив Откровение о возможности и неизбежности Спасения всего и вся, в какой-то момент усомнился. Да. Нет, конечно же усомнился не в истинности самого Откровения — какие там могут быть сомнения? — а засомневался он в собственной силе, в способности донести спасительную, так сказать, мысль к Началу Начал. Но что есть сомнение, как не повод к его преодолению? Не так ли? Это ведь диалектично?
— Диалектично, — согласился я. Инструктор поблагодарил меня кивком и сказал:
— Черный Адепт, к чести его, стал искать способ преодоления своих сомнений. И нашел. Он вот что придумал. Он придумал, что его главная и последняя мысль будет содержанием некоего прощального радиосигнала. Понимаете? Обычного такого радиосигнала. Хотя, конечно, как мы понимаем, необычного. Но всё же — радиосигнала. Вот так вот, значит. Ну а раз придуман сигнал, то должен быть придуман и передатчик… Логично? — Инструктор обвел нас взглядом, убедился, что мы насчет такой логики никаких возражений не имеем, и продолжил: — Поэтому стал он продвигаться в этом направлении. И появился в его воображении, а затем и был реализован вот этот вот Полигон с законсервированной военной базой. А там уже возник и командный пункт, и входящий в его состав узел связи, где находится то самое радиоустройство… Следите за ходом мысли? — Мы следили, и следили внимательно, потому как становилось всё горячее и горячее. — Ну а затем был придуман ход с боевым расчетом из трех человек, которые должны будут в нужный момент, в момент, так сказать, Икс, произвести все необходимые действия. Да… Вот так, собственно. Как видите, он у нас фантазер великий.