Дороги Валлиона
Шрифт:
У ворона изумленно раскрылся клюв.
– Лин - мой друг, - зачем-то пояснила я, опускаясь возле спящего шейри на колени.
– Он мне жизнь спас. И в верности поклялся, ничего не требуя взамен. Может, он еще не сказал этого вслух, потому что я запретила, но ведь главное - это желание, тогда как слова... все они написаны у него на лбу. И мне будет стыдно понимать, что он для меня даже себя не пожалел, а я только и могу, что впустую рассуждать и дарить ему несбыточные надежды.
Какое-то время на поляне было тихо, потому что ворон недвижимо сидел на ветке, не подавая признаков жизни, а я, наклонившись над Лином,
Я посмотрела на него с удивлением.
– Ты чего?
Но вместо ответа он только наклонил голову, по-птичьи изучая меня крупными черными глазами. А потом каркнул снова, неуклюже подскочил, и, остановившись на расстоянии вытянутой руки, очень медленно, словно все еще сомневаясь, распахнул свои широкие, отливающие красивой синевой, совершенные крылья.
– Глава 13-
Просыпалась я очень поздно, долго, с трудом разлепляя чугунные веки. Но и то, лишь потому, что кто-то очень ласково терся о мою щеку, тихонько мурлыкая и обдавая кожу на лице горячим дыханием. Мне было очень тепло. И на удивление спокойно, потому что рядом находился друг, от которого не надо было ждать подвоха.
– Я люблю тебя, Гайдэ, - очень нежно прошептали мне на ухо, обдав его еще одной волной горячего воздуха.
– И клянусь, что никогда не оставлю тебя по своей воле. Отныне я принадлежу тебе. Телом и душой. Навеки. Я - твой, моя прекрасная хозяйка. И я никогда в жизни от тебя не откажусь.
Обомлев донельзя (боже! мне в жизни не признавались в любви так прочувствованно и искренне!), я ошарашено распахнула глаза и в немом изумлении уставилась на громадную конскую морду, на которой двумя желтыми лунами пылали раскосые демонические глаза.
– Лин?!!
– Я не знаю, как ты это сделала, - все тем же ласковым шепотом сказал шейри, прижавшись всем телом.
– Не знаю, сколько потратила на это времени. Понятия не имею, чего это тебе стоило, но... я готов продать за тебя душу, Гайдэ. И я последую за тобой даже к Айду, если понадобится. Ты сделала для меня этой ночью такое... ты подарила мне вторую жизнь... ты... ты - настоящая хозяйка. И я счастлив, что именно тебе я теперь буду служить. До тех пор, пока ты жива и пока согласишься видеть меня рядом.
У меня просто не нашлось слов. И вообще ничего не нашлось, кроме чувства безмерного удивления, благодарности за такое невероятное признание и совершенно отчетливого ощущения, что он абсолютно искренен.
– Спасибо, - Лин нежно коснулся губами моей шеи.
– Спасибо тебе, Гайдэ. Спасибо за то, что подарила мне крылья. Ведь теперь я могу летать.
Я слабо улыбнулась.
– Носи на здоровье, друг мой. И учись летать снова. Ты ведь уже попробовал, да?
– Да, - счастливо зажмурился шейри.
– И это было восхитительно!
Что на это можно еще сказать?
Я обняла его за шею и прижала к себе, слушая тихое урчание самого счастливого на свете демона и тихонько млея от ощущения его радости, как будто на самом деле она была моей собственной. Впрочем, так оно и есть - мне действительно было до безобразия хорошо. И внутри действительно грело понимание того, что моя безумная работа не оказалась напрасной.
Конечно, я не стала ему рассказывать о том, как вчера половину ночи изучала чужие крылья, сравнивая их с получившимися у Лина и отыскивая изъяны. Не стала говорить о том, как старый ворон, прыгая по громадному конскому телу, властно тыкал клювом в те места, которые казались ему недостаточно хорошими. Как я, чертыхаясь, ползала следом, угольком помечая все недочеты, которые он нашел в нашей общей работе. Как до хрипоты выспрашивала, пытаясь угадать, что именно и как надо выправить: кости, кожу, мышцы, суставы? Заодно, стараясь понять, что отвечает на это птица.
Глупо, вы скажете, доверять такое важное дело какому-то безмолвному летуну? Но я уже достаточно прожила в этом мире и немало поняла, когда начала потихоньку пользоваться силой Ишты. Особенно то, что здесь каждая живая травинка и каждая мошка представляла собой часть единого целого, называемого "Равниной". И у каждой травинки я могла получить ответ на интересующий меня вопрос - надо было только захотеть его услышать. А вчера ночью я была готова слушать. И была готова учиться хоть у последней пиявки, если бы только она смогла мне помочь решить эту трудную головоломку.
Но ни о чем об этом я не стала говорить доверчиво приткнувшемуся шейри. И не стала пояснять, что всю ночь работала над ним, как старательный хирург - над сложным, одурманенным наркозом пациентом.
Не знаю, кто уж был в этом виноват - старый ворон, обещание Лина подчиняться, удерживающее его заклятие или мой Знак, но, так или иначе, его неподвижное тело охотно реагировало на мои приказы. И даже тогда, когда разум был скован цепями сна, оно подчинялось мне, постепенно выправляя все то, на что указывал необычный помощник.
За несколько безумно трудных часов я нарастила, подтянула и укрепила необходимые для полета мышцы. Я создала для каждого крыла на кончиках еще по одному дополнительному суставу, долженствующему обеспечить его гибкость. Я упрочнила кожаную перепонку, натянутую между истончившимися костями. Упрочнила сами кости, воспользовавшись советом Теней и получив от ворона сдержанное одобрение. Я старательно изучила каждое перышко на неохотно доверенном мне птичьем крыле. Я измучилась до невозможности, пытаясь добиться, одновременно и гибкости, и нужной степени крепости тканей на крыльях шейри. Я раза три перекраивала каждое полотно и, наверное, все-таки не справилась бы, если бы требовательно ходящий взад и вперед ворон не подстегивал меня хриплым карканьем и иногда - чувствительным толчком острого клюва, от которого на моей светлой коже оставались багровые кровоподтеки.
Лишь под утро у нас получилось что-то более или менее пристойное. И лишь под утро пернатый помощник удовлетворился, наконец, результатом. Сам шейри к тому времени был похож на высушенную головешку, потому что опасные эксперименты тянули из него силу, как пылесос с мощностью в миллион киловатт. Однако я не дала ему высохнуть окончательно - моя рука, едва ворон кивнул и, будто не услышав слов благодарности, вспорхнул обратно на ветку, тут же легла на мокрый от пота лоб Лина. И оставалась на нем, постепенно отдавая силы, даже тогда, когда мои собственные резервы подошли к концу, а тяжелый сон сморил меня прямо на его исхудавшем теле.