Дороги, ведущие в Эдем. Полное собрание рассказов
Шрифт:
Впрочем, это еще цветочки по сравнению с тем, как Юнис задурила голову моей жене. Она настропалила Мардж против меня, и столь коварно, что словами не передать. Дошло до того, что жена стала мне дерзить, но своевременно прописанные пощечины сделали свое дело. Еще не хватало, чтобы жена обращалась со мной без должного уважения!
Враги смыкают ряды: Блюбелл, Оливия-Энн, Юнис, Мардж и все население Адмиралз-Милл (342 чел.). Союзники: отсутствуют. Это по состоянию дел на воскресенье, двенадцатое августа, когда было совершено реальное покушение на мою жизнь.
Вчера при полном безветрии стояла такая жарища, что камни плавились. Катавасия
– Прекрати эту бесовскую какофонию! Ни днем ни ночью от тебя покоя нет! Вылазь из-за пианино, кому сказано? Оно не твое, а мое, и если ты не перестанешь его терзать, я тебя засужу, глазом моргнуть не успеешь!
Ну завидует тетка, что у меня врожденные способности к музыке, а песни моего сочинения просто за душу берут.
– Полюбуйтесь, господин Сильвестер, во что превратились клавиши настоящей слоновой кости, – твердит она, ковыляя к пианино. – Ты их с мясом вырвал, чисто из вредности, вон что наделал!
А сама распрекрасно понимает, что еще до моего появления в доме инструменту этому самое место было на свалке.
На что я ответил:
– Все-то вы знаете, мисс Оливия-Энн, но я тоже не промах, и вас, очевидно, заинтересуют те истории, что я могу поведать. Кое-кто спасибо скажет за мои рассказы. К примеру, о печальной судьбе Миссис-Гарри-Стеллер-Смит.
Помните Миссис-Гарри-Стеллер-Смит?
Старуха заглохла и покосилась на пустую клетку.
– Ты же мне обещал… – начала она и прямо посинела, вот ужас-то.
– Может, – говорю, – обещал, а может, и нет. Вы поступили не по-христиански, обманув Юнис, однако же, если кое-кто оставит кое-кого в покое, то я, возможно, обо всем забуду.
И что вы думаете? Убралась она из гостиной тише воды ниже травы – чего еще желать? Прилег я на диван, в жизни не видал такой мерзкой рухляди. Диван этот – из гарнитура, который Юнис приобрела в тысяча девятьсот двенадцатом году в Атланте за две тыщи баксов наличными – ну, опять же, это она так говорит. Гарнитур обит черным плюшем с зелеными загогулинами и воняет мокрой курицей. В углу гостиной стоит необъятных размеров стол, который служит постаментом для портретов матери и отца Ю. и О.-Э. Папаша вроде даже солидный человек, но сдается мне (строго между нами), что у него в роду затесались черные. В Гражданскую войну он сражался в чине капитана – это я твердо усвоил благодаря сабле, которая красовалась над камином; сейчас и до нее дойдет речь. А мамаша с виду какая-то пришибленная, дурковатая – Оливия-Энн как раз в нее пошла, хотя у матери вид более достойный.
Только я задремал – слышу вопли Юнис:
– Где он? Где он?
И в следующий миг вижу, как она – бегемотиха такая, да еще руки в боки, – загородила собой дверной проем, а за спиной у нее все стадо копытится: Блюбелл, Оливия-Энн и Мардж.
Несколько секунд Юнис притопывала толстой босой ногой и обдувала жирную рожу картонной репродукцией с видом Ниагарского водопада.
– Где они? Где мои кровные сто долларов, которые он стянул, злоупотребляя моей доверчивостью?
– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет. Мое терпение лопнуло, – выговорил я, но из-за жары так разомлел, что не смог без промедления вскочить с дивана.
– Сейчас у тебя кое-что другое лопнет, – голосит она, а у самой зенки вот-вот из орбит вылезут. – Деньги эти скоплены мне на похороны, и я требую их вернуть. Сразу видать: такой и мертвого оберет – не побрезгует.
– Так, может, это не он, – промямлила Мардж.
– А вас, девушка, не спрашивают, – отрезала Оливия-Энн.
– Это он, он стырил, как пить дать, – заключила Юнис. – Да вы в глаза ему загляните: черные, вороватые!
Я зевнул и ответил:
– Как говорят в суде, если одна сторона выдвигает ложные обвинения в адрес другой стороны, то первая сторона может быть заключена под стражу, даже если для защиты всех причастных лиц достаточно запереть первую сторону в психлечебнице штата.
– Бог правду видит, да не скоро скажет, – голосит Юнис.
– Сестрица, – распалилась Оливия-Энн, – коли не скоро, ужель мы без Него не управимся?
И Юнис как с цепи сорвалась – бросилась ко мне с неописуемым выражением лица, подметая пол своей хламидой. Оливия-Энн засеменила чуть позади, а Блюбелл взвыла так, что этот вой, наверное, долетел до Юфалы [8] и эхом вернулся обратно; Мардж тем временем стоит поодаль, заламывает руки и скулит:
– Ну пожалуйста, пупсик, отдай ты ей эти деньги.
8
Юфала – город в штате Флорида.
В ответ я только и сказал:
– Et tu, Brute? [9] – (Это из Шекспира.)
– Нет, вы на него полюбуйтесь, – заводит Юнис, – отлеживает тут задницу изо дня в день, даже марки почтовой не лизнет.
– Жалкая личность, – кудахчет Оливия-Энн.
– Можно подумать, ребенка вынашивает он, а не бедная наша девочка, – продолжает Юнис.
А Блюбелл поддакивает:
– И то правда.
– Неужто, – говорю, – закопченные кастрюли пришли котелку за черноту пенять?
9
В трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» (д. 3, явл. 1) с такими словами умирающий Цезарь обращается к Бруту, находившемуся в числе заговорщиков, напавших на него в Сенате.
– И как этому мерзавцу наглости хватает оскорблять меня в моем же доме, где он проедается три месяца кряду? – орет Юнис.
Я аккуратно стряхиваю пепел с рукава и не моргнув глазом отвечаю:
– Доктор Картер диагностировал у меня тяжелую форму цинги, а потому нервничать мне противопоказано, иначе изо рта пена хлынет и я, не ровен час, кого-нибудь укушу.
И тут Блюбелл осмелела:
– А почему б ему не вернуться к своему отребью, в Мобил, мисс Юнис? Я уж запарилась ведро за ним выносить.