Дороги
Шрифт:
— Идем, - обрадовалась она.
Вышли из раздевалки. Ледяной ветер сразу ударил в лицо.
Зима вступила в свои права, снег поскрипывал под ногами.
— Холод какой, бр-р, - донеслось до Ильгет.
— Да уж!
— Скорее бы домой, - сказала Сайра. Ильгет вдруг подумала, что не хочет домой. Уже не хочет. Что там ждет ее, дома?
Она в автобус хочет. Там тепло и не дует.
Народу на остановке было немного. Они спрятались в "ракушку" от ветра. Сайра сняла перчатку и рассматривала свои пальцы - кожа с указательного и среднего будто облезла.
— Коснулась
— Я слышала, это биороботы, - поделилась Ильгет, - для военных целей.
— Все воюем - а зачем? Ерунда какая-то… Неужели кому-то лучше от этого? Знаешь, - Сайра вздохнула, - кажется, уже никогда никакого просвета не будет в жизни. А я ведь хотела учителем быть… думала, пойду на вечернее… но наверное, невозможно это. Плату еще повысили…
— Будет лучше, - тихо сказала Ильгет. Сайра с надеждой взглянула на нее.
— Почему ты так думаешь?
— Я знаю.
Ильгет стиснула кулак в кармане куртки.
— Фабрику эту… закроют к черту. Образование будет, как раньше, бесплатным. Ты пойдешь учиться. Все будет хорошо, обязательно.
Без меня, подумала она. Ну и что, что меня не будет - зато здесь ведь и вправду все будет хорошо. Они смогут освободить Ярну. Все будет по-прежнему. А может быть, и лучше…
Подошел автобус. Маршрут Ильгет.
— Ну пока.
— Пока, Иль! До следующей смены.
Ильгет провожала глазами тающую во тьме фигурку Сайры. Ей было хорошо сейчас. Метель заволокла окна. В кабине водителя играла музыка. Но не обычная попса какая-нибудь. Ильгет прислушалась. Пел рваный резкий женский голос.
Этой ночью город распят на крестах дорог.* Этой ночью время застыло, как кровь, и даже бетон продрог. Что за холод - адский - январский; метель - как плеть. В такую ночь плохо родиться - и умереть. Может, горсть димедрола меня успокоит? От бессонниц свинцовы веки - душа легка. Голос в трубке сказал: "Я буду ждать звонка," - Я промолчала: "Не стоит." И к чему эта боль, к чему эта грусть? Твоя жизнь - рок-н-ролл, моя - блюз.
(Марина Андреева)
Ильгет задохнулась, смотря в ночь. Нет, не хочется домой. И никуда не хочется. Впереди ведь нет ничего, кроме кромешного ужаса. И свет там есть, как она сказала Сайре, все будет хорошо - но только не для нее.
Ей бы вот так теперь вечно сидеть, глядя в слепое окно, вдыхая бензиновые пары и слушать. Господи, можно мне просто остаться здесь?
Это ночь предателей, ночь сомнамбул, убийств и измен. В эту ночь игла вокзального шпиля нашла тепло моих вен. Я сто раз смотрела в твои глаза - но не помню их цвет. Ты горел - я мотыльком летела на свет…
Он снова не мог уснуть. Не помогал психотренинг. Снотворные запрещены. Воспоминания нахлынули на него. Закрыв глаза, он боролся с прошлым… Уже не первую ночь -бессонница. Нет хуже врага, бьющего изнутри… может быть, он просто устал. Эта акция длится уже почти полгода. Здесь все кишит сагонами, пусть в невоплощенной форме - их здесь много. Да, они не так опасны, просто разрушают изнутри… Ерунда. Это его слабость.
Квирин… Он заставлял себя думать о Квирине. Вспоминалось что-то слабое - сверкающий шпиль собора, проблеск солнца над утренним морем, угол дома с оборванной плетью вьюнка.
Квирин защищен таинственным образом. Там нет сагонов. Там светло жить. Светло. Там все становится так ясно и просто. Улыбаешься, просыпаясь, и взлетаешь в утреннее небо. Там не бывает зла…
И горе там не разрушает душу.
Здесь слишком много солнца… она, кажется, умерла. Ты чувствуешь облегчение?
Голос. Чужой, мягкий, так естественно проникающий в сознание.
Господи, помилуй, начал молиться Арнис, огради меня силой Животворящего Креста твоего…
— Умирают всегда другие, не так ли, Арнис? Ты останешься жив.
Там было слишком много солнца. Солнце рвалось сквозь древесные ветви и бликами ложилось на траву. Оно слепило. И воздух был горячим и вязким.
Умирать должны другие, верно? Вот и Нико погиб. Погибнет Ильгет. А ты - ты будешь жить, я тебе обещаю… ты будешь жить.
Арнис беззвучно застонал.
— Оставь меня в покое. Я не хочу слушать тебя! Господи… Отче наш, сущий на небесах…
Я не трогал тебя на Квирине, ско, а этот мир принадлежит мне. За твою ошибку расплатятся другие. Так же, как было в первый раз. Ты помнишь, как она просила тебя?
Арнис сполз на пол, уткнулся головой в кромку кровати. Встал на колени. Его трясло.
Ты помнишь, как она кричала? Твоя маленькая… твоя птичка. Кричи же теперь к своему Богу, проси Его, и Он останется так же глух…
"Я ненавижу тебя, - выдохнул Арнис, - ненавижу. И я убью тебя, как только доберусь, ты, отродье!"
Убей, Арнис. Ненависть - чувство очень продуктивное. Но как же быть с любовью? Ты ведь ее любил, верно? Твою птичку? Твою девочку? Ты предал ее. Ты предашь все, что угодно.
И снова острая душевная боль заставила Арниса закрыть глаза… замереть… умереть бы прямо сейчас… Господи! Почему он так легко заставляет меня слушать?
"Тебе не справиться со мной, - сказал Арнис, - понимаешь, не справиться".
Ты думаешь, что можешь не слушать меня. Конечно, не надо слушать… только это ведь не я, Арнис. Это твоя совесть. Меня ты заткнешь, а ее?
— Совесть здесь ни при чем. Уйди… уйди, ублюдок.
Арнис начал монотонно и тихо ругаться… может быть, хоть это спасет… удержит на какое-то время.
Каждая ложбинка и каждый холмик ее тела. Такие теплые, знакомые, давно и хорошо изученные. Такие нестерпимо таинственные и сладкие.
Ускользающие.
Ускользающие всегда. Не желающие ласки и нежности.
Одного только она никак не могла понять все эти годы - ведь он любил ее. Да и как можно было ее не любить, ведь и там, в той компании, где он ее увидел, она была - как глоток свежего ветра. Как весточка из иной страны. И все это - то, что наполняло ее, он любил тоже… раньше… давно… Почему - он не понимал. У него были женщины красивее. Ее тело не так уж совершенно. Просто это она. Ильгет.