Дорогие мои мальчишки
Шрифт:
Да, такое время, а этот Лешка срамит всех ребят. И вот вчера они еще были на щите в первой графе, на самолете, а сегодня уже по вине Лешки еле держатся на паровозе, а того и гляди, их перенесут в пятую графу, под велосипед.
– Капитон, довольно тебе, хватит спать! Время уже.
– А ну тебя, Римка, вот пристала!.. Уйди. Мм... Вот как встану, да...
Все стало уплывать куда-то вбок, порвалось, как в кино, когда происходит обрыв ленты.
Капка открыл один глаз. Над ним склонилась старшая сестра Рима.
– Уйди,
Капка со злосгью посмотрел на сестру одним глазом и попробовал открыть второй. Но глаз не открывался. Вот еще неприятность! Это все вчерашняя история. Конечно, это он подстроил, Лешка. Парни со Свищевки сами бы не полезли. Да, дело было совсем не так, как сейчас приснилось. Еще бы: он был один, а их трое.
Капка отвернулся от сестры и украдкой пощупал глаз. Эге, вот так гуля! Здорово запух. Наверно, заметно будет. Глаз медленно приоткрывался, словно и на свет смотреть не хотел. И верно, мало хорошего на свете, товарищи, особенно если вас так стукнуть.
– Мойся, Капка, да садись поешь, я сейчас лепешек дам. С вечера тесто ставила.
– Некогда мне твоих лепешек дожидаться, и так чуть не проспал. Говорил, вовремя буди!
– Капка старался не поворачиваться к сестре правой скулой.
Рима ушла в сени. Он вскочил с отцовской кровати, вытащил из-под матраца аккуратно сложенные, чтобы прогладились за ночь, брюки, пошел умылся. Глаз пе то чтобы болел, но ныл легонько.
Проснулась маленькая Нюшка, села на кровати:
– Я уже поспала... Рима, а лепешки будешь печь? Мне сколько дашь?
– Иди умойся сперва!
– крикнула из сеней сестра.
– А почему Капка не умывался?
– А я умылся.
– Ну да, а у самого под глазом черное совсем.
– Нюшка, битой будешь, предупреждаю!
– пригрозил вполголоса Капка.
– Не мылся, не мылся!
– Да раз не отмывается, - проворчал Капка.
– Это кислотой попало.
Вошла с чайником Рима.
– Капка, глаз-то, вот так да! Это как же?
– Сказал, кажется, ясно: кислота. Ну, мне идти время.
– Глаз-то смотрит?
– озабоченно спросила Рима, заглядывая в лицо брату.
Капка прищурил здоровый глаз и посмотрел ушибленным.
– Глядит. Полная видимость.
– Ты хоть в зеркало взгляни, какая у тебя видимость!
– Некогда мие по зеркалам смотреть, это твое занятие главное.
– Да, а у самого вон что я вчера подобрала, из кармана выпало.
Капка увидел в руках у сестры маленькое зеркальце-книжку. Он подскочил к Риме:
– Дай сюда сейчас же и запомни на всю свою жизнь, что хватать его никто тебя не просит. Учти это для твоей же пользы.
– Ну, с левой ноги встал!
– сказала Рима.
Капка промолчал. Он налил в кружку кипятку и стал сердито макать туда пригорелый сухарь. Маленькая Нюшка, торопясь, напяливала на себя платьице, путалась в рукавах, никак не могла выпростать голову и, зная, что брат спешит уйти, тыкалась изнутри в материю, лезла с вопросами:
– Капка, а когда ты мне фырчалку, чтобы сама крутилась, починишь? Ты обещал.
– Ладно, сделаю. Погоди.
– Нюшка, - послышался из сеней голос Римы, - ты в тесте ковырялась? Кто же это у меня разворочал все тут?
– Рима, я правда не лазила, ей-правду, не лазила!
– заспешила Нюшка, выбравшаяся наконец головой из ворота.
– Это, может, я, - признался Капка, уткнувшись в кружку.
– Кто же тебя звал туда лазить?
– Это я ночью на глаз лепешки клал вроде примочки. Горело очень. Я клал сперва тряпку мокрую, а она больно быстро сохнет; а тесто хорошо: долго сырое. Я хотел обратно потом в квашню, да заснул.
– И не совестно тебе? Муки и так нет, а он...
– Чего ты привязываешься сегодня ко мне все утро!
– рассердился Капка. Он был не в духе.
– Уйду вот от вас в общежитие, и существуйте тут одни без меня. Не дадут человеку поесть толком!
– Капка, нагнувшись, собрался было утереть рот углом скатерти, но Рима выдернула ее из-под рук.
– Обойдусь без твоих лепешек, не помру.
Он встал и большими пальцами обеих рук заправил складки гимнастерки под пояс назад, поправил пряжку с буквами "РУ".
– Капка, - попросила Рима, - ты поколи дров мне, а я воды наношу.
Постираться хочу сегодня. Да, еще тетя Глаша вчера примус принесла. Иголка застряла, а у тебя магнит есть. И от Маркеловых костыль притащили. К ним сын вернулся, перекладинка отскочила. Ты почини, Капа.
– Ладно, вечером, как с работы приду, сделаю. Ну, где дрова? Давай колун, да живей, а то опоздаю.
Рима разжигала чурки, сложенные на шестке под маленьким таганком. Она чиркнула зажигалкой, из-под пальца метнулись остренькие искры, похожие на раскаленные гвоздочки. Щепки были сырые, не разгорались.
– Стой, дай-ка сюда, - сказал Капка, увидев зажигалку.
– Это ты откуда взяла?
– Лешка дал, Дульков.
– Так, - промолвил Капка и положил зажигалку в карман.
– Капитон! Это, кажется, не тебе подарили.
– Ты-ы-ы, - с уничтожающим презрением проговорил Капка, - привадила долговязого! Надо иметь все-таки понятие, у кого берешь!
– Не знаю я всех ваших делов.
– "Делов"! Семилетку кончаешь, а говорить, как правильно, не знаешь.
– Ну дел, все равно.
– - Нет, не все равно. Он в Затоне у нас медь ворует, на базаре чиркалками торгует. Гнус он, спекулянт вредный, а ты его приваживаешь.
– Ну, и не твоя забота!
Капка, который был уже в сенях, вернулся, медленно подошел к сестре. Маленький, плечистый, он смотрел на красивую рослую сестру снизу.
– А чья же еще забота? Скажи! Ну? Отец что наказывал, когда уезжал? Ты это помни. А с сурпризом этим простись.