Дорогой длинною
Шрифт:
– У Баташева-то?
– Митро странно улыбнулся, помолчал.
– Не до нас ему сейчас.
– Почему?
– охрипшим голосом спросил Илья.
– Он ведь жену убил, морэ. Как раз в ту ночь, когда приехал, и…
– Как убил?
– Илья, забыв о боли, рывком сел на постели.
– Лизу? Он Лизу убил?! Из-за меня, что ли?! Арапо, бога ради…
Митро молча, изумлённо смотрел на него. Опомнившись, Илья увидел, что и у Кузьмы широко открываются глаза и рот. Варька, прижав пальцы к губам, тихо ахнула.
–
– медленно переспросил Митро.
– Ну да. Лизавету Матвевну. А тыто тут при чём, дорогой мой? Постой… - он вдруг нахмурился.
– Ты… к кому по ночам бегал? К горничной или…
– Как он её убил?
– перебил Илья.
– За что? Про меня болтнул кто-то? Катька проговорилась? Чего молчишь, отвечай!
– Не ори… Я почём знаю? Я свечи не держал… - Митро не сводил с него взгляда.
– Но, по-моему, ты ни при чём тут. Говорят, что она умом помешалась и на мужа с вилкой кинулась. И свидетели есть, подтвердили. Баташев вроде бил её сперва, а потом тяжёлым чем-то по голове… Его уж в участок забрали.
А барыню жалко, молодая была. Красивая.
Илья тяжело дышал, не поднимал головы. Кузьма из-за плеча Митро испуганно смотрел на него.
– Пойдём, Трофимыч, - шепнул он Митро.
Тот, помедлив, кивнул. Цыгане молча поднялись, вышли. Наступила тишина.
Илья боялся взглянуть на сестру, сидящую у стены. Рассматривая пыльные половицы у себя под ногами, он слышал, как Варька старается подавить рыдания. Наконец ей это удалось.
– Как будем теперь, Илья?
– Уеду, - не поворачиваясь, сказал он.
– Завтра же. За Рогожской чей-то табор стоит. Если ещё не снялись - уеду с ними. Ты, если хочешь, оставайся.
– Молчи уж… Совсем совесть потерял… - Варька села рядом с ним, прислонилась к стене. Илья видел, как дрожит её худая, некрасивая, с выступающими костяшками рука. Но заговорить с сестрой он больше не смог. Перед глазами стояло белое, залитое слезами лицо и растрёпанные косы цвета ржи.
Глава 15
– Ну что?
– спросила Настя. Она сидела с ногами на постели; несмотря на духоту майского дня, куталась в шерстяную шаль. Стешка сердито взглянула на неё, захлопнула ногой дверь.
– Ничего! Не появлялись. Ни он, ни Варька. Макарьевна сама ничего не знает, сидит ревёт на кухне. И знаешь что - не пойду я больше туда! Что за выкрутас такой - по семь раз на день бегать, про Смоляко спрашивать? Ещё подумают, что влюбилась я в него. И тебе, золотая, о другом думать надо.
Вот к вечеру платье свадебное принесут, посмотрим - с подставкой корсаж или на костях. Я так думаю, что…
– А Митро? Кузьма?
– перебила её Настя.
– Не говорили ничего? Наверняка ведь знают. Ведь три дня уже, дэвлалэ… Где его носит?
– Водку пьёт где-нибудь!
– отрезала Стешка.
–
– А Варька тоже водку пьёт?
– с досадой спросила Настя.
– Она где?
– Не знаю, говорю же тебе. Не знаю! Может, в табор давно съехали!
– Но как же… Не сказали ничего, не простились… Разве можно так?..
Лицо Насти вдруг сморщилось, она заплакала, уткнувшись лицом в колени. Стешка, схватившись за голову, забегала по комнате:
– Да за что же, господи, наказанье это! Чего ты ревёшь-то? Через два дня замуж идти, а она…
– Не пойду я никуда! Ни за кого!
– рыдания стали ещё отчаяннее.
– Нужен он мне, этот Федька! Что я с ним делать буду?
– Так ведь сама ж хотела, дура!
– Хотела! А теперь не хочу! Сгори они все, никого не хочу! Где Илья?!
– Да где же я его тебе возьму!
– завопила Стешка.
– Ума лишилась, мать моя?
Вон воды выпей, облейся, а то сейчас на твои вопли весь дом сбежится!
Хочешь, чтоб Яков Васильич тебя, как куль рогожный, связал и в таком виде под венец доставил? Что ему будет, Илье твоему? С бабой своей наверняка милуется. Говорила я тебе, что он к баташевской горничной бегает?!
Ни стыда ни совести у цыгана, а ты по нему панихиду служишь. Да стоит ли он, кобель!..
– Замолчи, - вдруг сказала Настя, приподнимаясь.
Стешка умолкла, прислушалась. Снизу донёсся хлопок двери, голоса.
– Митро пришёл!
Настя вскочила. Торопливо черпнула воды из ковша, протёрла лицо и бросилась из комнаты.
С одного взгляда было заметно, что Митро к разговорам не расположен.
Мрачный, как туча, он стоял возле рояля и тянул вино прямо из бутылки. Настя, вбежав в залу, остановилась на пороге, вопросительно взглянула на брата.
– Чего ты, Настька?
– из-за бутылки невнятно спросил Митро.
– Где ты был?
– с трудом переводя дыхание, спросила Настя.
– По делам.
– Он поставил бутылку на рояль, пожал плечами.
– А что?
Стряслось что-нибудь?
– Нет… ничего… - Настя улыбнулась, попытавшись принять непринуждённый вид. Митро недоверчиво смотрел на неё.
– Да что с тобой?
– Ничего… Право, ничего.
– Настя села на стул, взяла на колени гитару, пробежалась пальцами по ладам. Небрежно спросила: - Варьки Смоляковой не видал?
– Нет.
– Узкие глаза Митро глядели в упор.
– А зачем она тебе?
– Ну, как же? Платье моё крепжоржет забрала - выкройку снять и не отдаёт.
– Из-под пальцев Насти вызванивала весёлая мелодия.
– В чём я сегодня вечером выйду? Что за мода - невесть куда на три дня пропадать?
Полгода в хоре, а всё как дикие…
Митро пробурчал что-то, снова взялся за бутылку. Настя следила за ним из-под полуопущенных ресниц. Затем, отложив гитару, встала.
– Схожу-ка я к Макарьевне. Варька-то мне ни к чему, а платье наверняка там валяется. Заберу, и кончим дело.