Дорогой Джим
Шрифт:
Ууггрррххх!..
Даже не успев ни о чем подумать, я вонзила нож Джиму в грудь… он вошел, точно в масло — по самую рукоятку. Выдернув его, я ударила этого гада еще раз… потом еще и еще. Брызнувшая кровь попала мне в глаз — я досадливо смахнула ее, точно это были брызги дождя. В ушах у меня грохотало, и я понимала, что волк может догадаться о том, чего я не хочу слышать.
Кто-то выбил из моей руки нож… кажется, это была Фиона. Да, наверное, все-таки она — потому что в следующую минуту я увидела, как она сама наклонилась над Джимом и ее рука вдруг заходила… вверх-вниз… вверх-вниз. Она остановилась, только когда Ифе, ухватив ее за плечо, оттащила сестру в
Что-то красное и металлическое ослепительно сверкнуло на солнце — я инстинктивно обернулась. И пошла к нему, спотыкаясь и пошатываясь, словно пьяная. В двух шагах от припаркованного на причале «винсент-комета» я упала. Потом заставила себя встать и снова двинулась к нему. Зачем-то потрогала бак с горючим — чистенький, без единого пятнышка, — внутри что-то заплескалось, когда я качнула мотоцикл. Кожа на моих руках начала зудеть: кровь постепенно стала подсыхать, превращаясь в темную корку. Я оглянулась на сестер. Ифе поддерживала Фиону, а та махала рукой и пыталась что-то сказать, но слова прерывались рыданиями. Нестерпимая жара вдруг обрушилась на нас, придавив к земле, даже небо над головой из голубого внезапно стало блекло-желтым, точно старая бумага, — непонятно, почему мне вдруг вспомнилось, что, когда обнаружили тело Сары Мак-Доннел, на ноге у нее не было одной туфли… Я прищурилась.
Рывком вытащив ключ из замка зажигания, я бросила его в сумочку. Как трофей, наверное… впрочем… не знаю. Просто сунула, и все. Потом принялась толкать мотоцикл в воду. Через несколько минут легкий всплеск — и он исчез, вода надежно скрыла его в глубине. Какое-то время я тупо разглядывала пустой причал. «Может, он просто привиделся нам, этот самый Джим Квик», — промелькнуло у меня в голове. Я почти поверила, что так оно и было. Тяжелая каменная плита, придавившая меня к земле, сразу стала как будто легче. Отвернувшись, я быстро зашагала к сестрам.
Глаза Джима были полуоткрыты. Белая бабочка, трепеща крылышками, села ему на шею, привлеченная запахом крови из свежей раны. Я пнула его ногой, и тело Джима завалилось на бок. Ощущение было такое, словно я пихнула мешок с гнилыми яблоками. Потом поставила ногу ему на спину — он не шелохнулся. И вдруг внутри у меня точно сломалось что-то.
Снова залаяла собака — на этот раз совсем близко. Ифе, молча забросив за спину двустволку, схватила нас за руки. Я была как тряпичная кукла. Все мое тело разом будто онемело. Только оказавшись на заднем сиденье «мерса», я снова бросила взгляд на руки — и принялась вытирать их о свою дурацкую юбку. Руки болели, словно я сильно расшибла их. Я так и не поняла почему. Неужели руки убийцы принимают на себя часть той боли, которую они приносят? Возможно. Они так и болят теперь — с того самого дня.
Бросив взгляд через заднее стекло, я увидела Джима — он так и сидел, привалившись спиной к дереву. Как будто задремал на солнце. Даже в смерти он был прекрасен. Я бы сказала — из него получился великолепный труп. Мне вспомнилось, как мы втроем мечтали, что подвесим его за ноги на дереве. Только спросим сначала, кто этот тип, с которым мы переговаривались по радио — тот самый, которому, похоже, было известно о нем все. На этом настаивала Ифе, а мы были не против. Шорох песка под колесами машины оглушил меня, больно отдаваясь в барабанных перепонках.
Потом мы вдруг остановились — так резко, что я боднула приборную доску. Ифе, даже не выключив двигатель, пулей вылетела из машины и бегом бросилась обратно, на ту опушку, где остался Джим. Мы с Фионой уставились ей вслед, потом посмотрели друг на друга и онемели, увидев свои измазанные кровью лица. Убийство, связавшее нас, не располагало к разговору. Наконец вернулась Ифе — усевшись в машину, она молча вдавила в пол педаль газа, забыв захлопнуть дверцу. Так мы и ехали с хлопавшей на ходу дверцей — из-за этого «мерс» смахивал на салун из какого-нибудь голливудского вестерна. Я посмотрела на Ифе… Господи, вылитый сфинкс, от которых балдела Фиона! Взгляд устремлен вдаль, лицо каменное, точно маска. Всю обратную дорогу до ее коттеджа мы проделали с такой скоростью, что я не успевала следить за дорожными знаками.
— Слушай… а чего ты вернулась-то? — наконец не выдержала я, когда снова обрела способность нормально дышать.
— Нож, — бросила она каким-то чужим голосом. Мысли ее были где-то далеко. — Вы оставили нож у него в груди.
Если ты рассчитываешь услышать, как мы мучились потом, в ужасе от содеянного, то придется тебя разочаровать — ничего такого не было. Мы не бродили, как тени, по саду, заламывая руки и заливаясь слезами раскаяния. Ни одна из нас, насколько я помню, не испытывала ни малейшего сожаления. Похоже, старушка леди Макбет погорячилась. Потому что кровь Джима отлично смывалась обычной водой с мылом.
Давай ненадолго задержимся на этом — что-то подсказывает мне, что теперь ты бросился в другую крайность и тебе уже кажется, что мы находили своеобразное удовольствие в том, что сделали. Ну как, я угадала? Небось думаешь, что мы с гиканьем отплясывали в коттедже Ифе, как какие-то чокнутые индейские скво, которым только что удалось снять скальп с бледнолицего, да? Ничуть не бывало. Ох уж эта молодежь… Мне даже кажется, я вижу, как ты укоризненно качаешь головой — ничего святого для нее нет… пьют, развратничают — а что потом? Об этом они не думают… Ну как, угадала? Нет-нет, ничего подобного. Все совсем не так.
Если тебе хочется узнать правду, она куда проще, чем ты воображаешь. Больше не будет убитых женщин… никто не будет теперь натыкаться на истерзанные полуобнаженные тела тех, кто еще вчера радовался жизни — вот и все, о чем мы думали. Да, конечно, в какой-то степени это была месть за Ифе… но дело не только в этом. Мы с сестрами и так уже начали потихоньку отдаляться друг от друга, но, когда между ними встал Джим, все стало еще хуже. Когда-то Ифе с Фионой едва не передрались из-за этого ублюдка, а я смотрела на это, и сердце у меня обливалось кровью. Не говоря уж об угрозах нашей ненаглядной тетушки — но это уже так, к слову. Получается, убийство seanchai вновь сделало нас семьей… Да-да, ты не ослышался — семьей! А теперь можешь падать в обморок от возмущения — на здоровье! Но давай хотя бы сойдемся на том, что когда этот подонок перестал дышать, мы трое снова стали намного ближе друг другу…
Вернувшись в стоящий на отшибе коттедж Ифе, мы не выходили оттуда несколько дней подряд. Знаю, это может показаться тебе глупым, ведь, в конце концов, не идиотки же мы… понимали, что нас будут подозревать в первую очередь. И тем не менее, сейчас для нас гораздо важнее было то, что мы снова вместе… а о том, что станем говорить в полиции, можно было подумать и потом. Впрочем… Сказать по правде, наше туманное будущее в тот момент волновало нас меньше всего. На прошлом был тоже поставлен крест — осталось только настоящее: мы втроем, словно оказавшиеся на необитаемом острове. Стоило только закрыть глаза, как нам казалось, что время повернуло вспять, мы вновь в своей детской, на втором этаже родительского дома, и папа с мамой, закончив дела, скоро поднимутся наверх пожелать нам доброй ночи.