Дорогой Леонид Ильич
Шрифт:
Свидетельство Родионова, не входившего тогда ни в члены, ни даже в кандидаты ЦК, четко подтверждает, что недовольство Хрущевым было весьма широко. Характерно в данном случае и то, что мнение это было высказано уже после хрущевской отставки.
«Будучи вторым секретарем ЦК Компартии Грузии, в одну из своих командировок в Москву (примерно год спустя после Пленума ЦК) я позвонил Игнатову, чтобы, как говорится, засвидетельствовать свое почтение. В ответ услышал: «Ты, голубчик, что-то стал зазнаваться. Бываешь в Москве, а ко мне не заходишь и даже не звонишь». Я отшутился: «Не хочу отрывать драгоценное время у президента Российской Федерации». Условились
Говоря о людях «посильнее» и «поумнее», мой гостеприимный хозяин наверняка имел в виду самого себя. В нем буквально клокотала обида: столько сделал для подготовки «дворцового переворота», а в результате черная неблагодарность! По ходу тирады он вдруг промолвил: «Никита (именно «Никита», а не «Хрущ»!) сам виноват. Он же получил сигнал о затеваемых против него кознях! Незадолго до своего отъезда в Пицунду, на одном из заседаний, когда остались лишь члены Президиума ЦК, он знаешь, что сказал? «Что-то вы, друзья, против меня затеваете. Смотрите, в случае чего разбросаю, как щенят». По словам Игнатова, многих из присутствующих это повергло в полушоковое состояние. Придя в себя, «друзья» чуть ли не хором стали клясться, что ни у кого из них и в помыслах ничего подобного не было и быть не могло. Тем не менее Хрущев, обращаясь к Микояну, проговорил: «Давай-ка, Анастас Иванович, займись этим делом, постарайся выяснить, что это за мышиная возня».
«Микоян, — продолжал Игнатов, — не проявил особой прыти в раскручивании этой истории… Конечно же, Хрущева сильно подвела его самоуверенность. Мужик он, безусловно, дюже башковитый, а тут промашку дал. Иначе Брежнев и его компания потерпели бы крах».
Ну, о том, как сложилась судьба и об оценке деятельности Брежнева среди его недавних сторонников, позже. Но в заметках Родионова промелькнуло имя Николая Григорьевича Игнатова. Об этой незаурядной, но ныне позабытой личности необходимо хотя бы кратко сказать, он сыграл в данной истории заметную, однако не вполне выясненную роль.
Игнатов был, что называется, «ровесник века», появился на свет в 1901 году в области Войска Донского, но казаком, видимо, не был. Обычная советская карьера: служба в Красной Армии, член партии «ленинского призыва» в 1924 году, затем быстро двигался наверх и уже в 1938 году стал первым секретарем крупнейшего Куйбышевского обкома, а в следующем — кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Хрущев сначала возвысил Игнатова, а потом с обычной для него бесцеремонностью понизил до декоративной должности «президента» РСФСР. Тот стал одним из самых деятельных участников подготовки свержения Хрущева. Свидетели по-разному оценивают это его участие, но нет сомнений, что активен он был в том деле чрезвычайно. Отметим в данном контексте, что Брежнев и Игнатов ни до, ни после описываемых событий между собой близко не общались.
Сегодня достоверный исторический сюжет об отстранении от власти Хрущева оброс газетными и телекиношными выдумками. Виноваты во всем, разумеется, мерзкие сталинисты, жаждавшие восстановить
Да, действительно, некоторая интрига тут была. Она довольно достоверно и подробно изложена в рассказе сына Хрущева — Сергея Никитича. О нем следует сказать несколько слов. При отце еще молодым человеком работал он в самой модной космической отрасли. Потом помогал отцу составлять лживые мемуары (Никита болтал, а его присные вели весьма свободные записи). Главный сюжет — бяка Сталин и его «антисемитизм». Потом Сергей Никитич уехал в США, недавно хвастался как высшим достижением в жизни, что обрел американское гражданство. Однако его рассказ о 1964 годе приведем.
«Пока отец находился на полигоне, на квартиру позвонил по «вертушке» Галюков, бывший начальник охраны Николая Григорьевича Игнатова, и сообщил, что его шеф разъезжает по стране, вербует противников отца. Его освобождение от должности — вопрос ближайшего будущего. Галюков намеревался все рассказать отцу, но так как того не оказалось дома, ему пришлось удовлетвориться разговором со мной. Еще неизвестно, попади Галюков на отца, каким оказался бы результат, стал бы он разговаривать с совершенно неизвестным человеком на такую скользкую тему? У меня самого в первый момент возникли серьезные сомнения. Но осторожность взяла верх, я встретился с Галюковым.
За время вечерней прогулки по подмосковному лесу, вдали от посторонних глаз и ушей, он мне рассказал такое, что в моей голове просто мир перевернулся. Брежнев, Подгорный, Полянский, Шелепин, Семичастный уже почти год тайно подготавливали отстранение отца от власти. В отличие от самонадеянных Маленкова, Молотова и Кагановича, рассчитывавших в 1957 году лишь на поддержку членов Президиума ЦК, на сей раз все обставили обстоятельно. Под тем или иным предлогом переговорили с большинством членов ЦК, добились их согласия. Одни поддержали сразу: перестройки, перестановки им давно надоели. Других понадобилось уговаривать, убеждать, а кое-кого подталкивать ссылками на сложившееся большинство.
По словам Галюкова, акция намечена на октябрь, до открытия очередного Пленума ЦК, где отец намеревался в числе других вопросов обсудить наметки к проекту новой Конституции. В нее по настоянию отца внесли немало «крамольных» пунктов. К тому же он не скрывал своих намерений на Пленуме расширить, омолодить Президиум ЦК. Времени оставалось в обрез. Наступила последняя декада сентября…
Когда я рассказал отцу о полученной от Галюкова разоблачительной информации, он и поверил и не поверил. Не мне, не Галюкову, а что такое вообще может статься.
«Брежнев, Шелепин, Подгорный — такие разные люди… — Отец на мгновение задумался и закончил: — Невероятно!»
Мне самому очень хотелось, чтобы предупреждение оказалось пустышкой. Брежнева я знал 20 лет, с детства, чуть меньше — Подгорного и Шелепина. Теперь былые друзья превращались во врагов…
Отец попросил меня сохранить все в тайне. Предупреждение казалось излишним. Кому я мог рассказать о таком? Но сам он повел себя странно, нелогично и необъяснимо. Как бы стремясь избавиться от наваждения, он на следующий день после нашего разговора поведал обо всем Подгорному и Микояну.