Досье Сноудена. История самого разыскиваемого человека в мире
Шрифт:
Гибсон напряглась; былое изящество и легкость исчезли. Ледяным голосом она ответила: «При всем уважении решения о том, что издавать, а что нет, принимаем мы».
«Как вы смеете так с нами разговаривать?» — возмущается Миллар. Вспоминая об этом, он добавляет: «Было ясно, что администрация не собиралась предлагать нам что-либо существенное. А мы все равно собирались публиковать эти материалы. Это был сигнал к началу игры».
Группа от Белого дома упирала на то, что тем самым журналисты только усугубляют проблему. Гибсон ответила, что не может связаться с главным редактором, который находится на другой стороне Атлантики. Она сказала: «Окончательные решения здесь принимаю я». Потерявшая терпение группа свернула селекторное совещание: «Кажется, мы зашли в тупик, из которого нет выхода».
Гибсон пресекала
Эта встреча наглядно продемонстрировала различия между газетными культурами по обе стороны Атлантики. В США виртуальной монополией обладают три крупнейшие газеты. Практически не имея конкуренции, они ведут охоту за аудиторией в очень неторопливом, даже джентльменском темпе. Политические культуры тоже различаются, и пресса в массе своей очень почтительно относится к президенту. Если бы кто-нибудь из журналистов на пресс-конференции задал Обаме жесткий или обескураживающий вопрос, то это уже стало бы новостью.
А на так называемой Флит-стрит [19] дела обстоят совершенно по-другому. В Лондоне 12 общенациональных газет ведут постоянную утомительную борьбу за существование по дарвиновскому принципу выживания сильнейшего. Тиражи газет уменьшились, а конкуренция выросла. Если у вас есть сенсация, вы ее публикуете. Если это не сделали вы, значит, сделает кто-нибудь еще. Это очень жестокий мир, где, если ты не будешь достаточно расторопен, тебя сожрут с потрохами.
Американские власти теперь попытались оказать давление в самой Великобритании. Из британской службы безопасности МИ-5 позвонили Нику Хопкинсу, редактору отдела безопасности в лондонской штаб-квартире Guardian; сотрудники ФБР, в свою очередь, связались со вторым по значимости сотрудником газеты, заместителем главного редактора Полом Джонсоном. (Заместитель директора ФБР Джойс начал разговор в таком духе: «Здравствуйте, Пол, как поживаете? Мы здесь беседовали с госпожой Гибсон. И у нас нет ощущения, что разговор удался…») Попытки выйти лично на Алана Расбриджера оказались неудачными. Главный редактор был все еще на борту самолета. Предварительно он дал понять, что целиком полагается на Гибсон…
19
Флит-стрит — улица в Лондоне, где до недавнего времени располагались редакции главных британских газет; центр газетной индустрии страны. Этим собирательным названием именуется вся британская пресса.
Федеральные чиновники теперь выглядели не сердитыми, а скорее грустными. Но находящийся в Вашингтоне Акерман занервничал. Он спрашивал себя, не явятся ли к нему на Дюпон-Серкл [20] крепкие ребята с «пушками», готовые забрать его и подвергнуть допросу с пристрастием. Он рассуждал так: «Мы только что провели нелицеприятный разговор по телефону с тремя чрезвычайно властными и чрезвычайно раздосадованными людьми, один из которых является заместителем руководителя ФБР».
20
Дюпон-Серкл — район в нескольких кварталах от Белого дома в Вашингтоне, известный старинными особняками начала XX века. В 60-х годах был местом проведения студенческих митингов протеста. Известен также как престижный жилой район недалеко от Посольского ряда, а также район многих общенациональных общественных организаций. Назван так в 1882 году в честь героя Гражданской войны адмирала Сэмюэла Ф. Дюпона. В честь победы адмирала под г. Порт-Ройал, штат Северная Каролина, на площади установлен мраморный фонтан с фигурами, символизирующими море, звезды и ветер.
А в Гонконге Сноуден и Гринвальд тоже не находили себе места; они сомневались, что у Guardian хватит духу опубликовать этот материал. Гринвальд сообщил, что если Guardian испытывает
После 19:00 американское отделение Guardian выполнило то, что намеревалось сделать. Материал был опубликован. С любых точек зрения это была сенсация, но — только самая первая. Впереди будут и другие…
В статье за подписью Гринвальда говорилось: «В настоящее время Агентство национальной безопасности собирает данные о телефонных звонках миллионов американских клиентов Verizon, одного из крупнейших телекоммуникационных провайдеров Америки. Это делается в соответствии с сверхсекретным постановлением суда, выпущенным в апреле».
Несмотря на неудачное селекторное совещание, Белый дом, должно быть, до конца не верил в то, что Guardian все-таки осмелится издать секретный приказ. Через несколько минут после публикации Кейтлин Хейден послала Акерману вопрос: «Вы все-таки решились на это, ребята?»
Высшие должностные лица скептически относились к подобной головокружительной скорости публикации. В АНБ, должно быть, взялись за поиски утечки, но не осознавали, что в распоряжении Guardian не один сверхсекретный документ, а тысячи. Гибсон говорит: «Мы действовали стремительно. Мы понимали, что у нас действительно крайне мало времени, чтобы предать эти истории огласке, прежде чем начнутся преследования».
Сноуден утверждал, что разоблачения, связанные с Verizon, спровоцируют общественную бурю. Гибсон и Миллар не были в этом так убеждены; история была хорошая, это уж точно, но какой она вызовет резонанс? Выполнив все, что было намечено на день, Акерман пригласил свою жену Мэнди на обед в корейский ресторан, где первым делом заказал большую порцию пива. Недавно опубликованный материал по Verizon он перекачал к себе на iPhone. Он показал его Мэнди. «Боже мой!» — воскликнула она. Акерман заглянул к себе на Twitter: новости о публикации Guardian распространялись стремительно. Он с опаской огляделся. А вдруг те двое за соседним столиком — агенты ФБР?
Подобная паранойя была вполне понятна. С этого времени Guardian стала объектом интенсивного преследования со стороны АНБ. Внезапно мир изменился. Все занервничали. Было не совсем ясно, на каком юридическом основании АНБ шпионит за журналистами, выполняющими свою работу и защищенными первой поправкой конституции. Но становилось очевидно, что былой неприкосновенности их электронной «приватности» пришел конец. В 19:50 Миллар вышел из офиса, сел в метро и вернулся к себе домой в Бруклин; сегодня у его близняшек был пятый день рождения, и он хотел успеть поглядеть на них перед сном. (Миллар сказал дочери: «Я не хотел пропустить твой день рождения, любимая». А она в ответ: «Но ты все-таки его пропустил, папа».)
Через какие-нибудь 20 минут Миллар уже мчался обратно на работу и с удивлением обнаружил, что по адресу Бродвей, 536 уже вовсю ведутся какие-то земляные работы. Прямо перед офисом Guardian начали вскрывать тротуар, и для вечера среды активность коммунальщиков вызывала удивление. Старый асфальт очень быстро заменили новым. Еще одна бригада землекопов почему-то затеяла работы у дома Гибсон в Бруклине. У офиса вашингтонского бюро Guardian также трудились строительно-ремонтные бригады. Вскоре каждый человек, который участвовал в публикации утечек Сноудена, мог отметить для себя ряд необычных совпадений: это были «таксисты», которые не знали дорогу или забывали потребовать с клиента оплату, «мойщики окон», которые все время задерживались рядом с кабинетом редактора.
В последующие несколько дней ноутбуки Guardian неоднократно испытывали сбои в работе. Особенно не повезло Гибсон. Одно ее присутствие катастрофически сказывалось на работе техники. Ее зашифрованные чаты с Гринвальдом и другими журналистами прерывались, и возникали подозрения, что их все-таки подслушивают. На одном из подозрительных компьютеров она приклеила листок с надписью: «У нас гости! Не использовать». Даже если бегло взглянуть на документы Сноудена, становится ясно, что АНБ может «посредничать» где угодно, — иными словами, незаметно подключаться в сеанс связи между двумя сторонами и скачивать сугубо частную информацию. Все «игроки», вовлеченные в историю Сноудена, прошли путь от новичков в области кодирования данных до знатоков. «Нам нужно было как можно скорее овладеть шпионским ремеслом», — рассказывает Гибсон.