Доспехи совести и чести
Шрифт:
Грусть, разочарование и тоска, все эти чувства были написаны на ее лице, и даже неловкие попытки скрыть их едва ли имели шанс увенчаться успехом. Хотя может это и к лучшем, что он так поспешно «сбегает», а может быть лучше было бы его никогда не встречать… Пусть уходит, – решила Лиза, – и не возвращается, – сказал разум, презрев мольбы страдающего сердца.
– Вы меня нисколько не отвлекали, но благоразумней было бы не видеться больше, и наше с вами счастье, что никого не оказалось в саду, и ни человек, ни зверь не потревожил, но стоит ли испытывать удачу дважды? Право с моей стороны это было ошибкой, как верно вы заметили, пренебречь приличиями, оставшись
– Хм, – все что смог произнести Мейер, в ответ на неожиданный отказ и алогичность объяснений. Застигнутый врасплох, казалось, он лишился дара речи, но затем, за секунду обретя душевное равновесие, словно ничего не случилось, как ни в чем не бывало, без смущения и обиды произнес: – Как Вам будет угодно, Лизавета Николаевна. Разрешите откланяться и прощайте, – и, развернувшись на каблуках, быстро зашагал прочь.
Еще минуту, и нет никакого, лишь шелест ветра, в кронах деревьях, привычное одиночество да тишина.
Лиза посидела еще немного, дабы убедиться, что Мейер скрылся в роще вязов, затем осторожно, опасаясь того, что ее секрет все еще может быть раскрыт, достала из-под скамейки трость, встала, тяжело опершись на нее, и медленно и тяжело, погруженная в свои думы, повернула домой.
Идти было мучительно как никогда, ноги будто налились свинцом, она так была увлечена беседой и скованна волненьем, что от напряжения, все время просидела едва шелохнувшись, и теперь с трудом делала даже маленькие шаги. И хотя этот разговор был чуть ли не самым прекрасным и захватывающем, что она когда либо испытывала в жизни, Лиза со всей ясностью понимала и осознавала, что эта встреча не должна повториться никогда.
Воспоминания последнего разочарования были слишком свежи в памяти, несмотря на то, что случились больше года назад…
В тот день родителям Лизы, все же удалось уговорить ее впервые посетить N-ский музыкальный вокзал. И в том был смысл, все же, жить в Н-ске, славящемся балами, музыкальными вечерами и своей светской жизнью и не посещать их, было равносильно тому, чтобы посетить Париже и не съесть круассан.
– Мол, так и так, – твердили родители, – не гоже ей сидеть затворницей в усадьбе, надобно сообразно возрасту и развлекаться. И она окрыленная молодостью, оптимизмом матушки с батюшкой, а также наивностью, отправилась с ними, на некий концерт, известного дирижера, сына известного композитора, ну да не важно…
И там, в круговерти музыки и смеха, в самый разгар некоего действа на сцене, к которому она, впрочем, быстро потеряла интерес, она заметила как на нее смотрит юноша, смотрит тем самым взглядом, который и не спутаешь ни с чем, будто голодный и сирый пес, ждет у ворот хозяина горбушку хлеба.
До самого последнего аккорда он не отрывал взор от нее. Она же, растревоженная скорее весной и музыкой, нежели подлинными чувствами, была не против ответить ему взаимностью, несомненно, польщенная столь явным интересом к себе, тем более надобно учесть, что балы она посещала крайне редко, а ежели и посещала, то старалась не привлекать к себе внимание, словом мужским вниманием была не то, что не избалована, а скорее обделена. Хотя при всем при том, конечно, в глубине души желала и жаждала того внимания, коим молодые люди с щедростью своего возраста одаряют юных прелестниц, что словно бабочки, являли миру
И когда последние аккорды стихли, а зал начал расходиться на антракт, Лизе не оставалось ничего другого, как взять трость, встать и тяжелым неуверенным шагом направиться к выходу. Их глаза встретились на секунду, осознавав, ее недуг, он побледнел, отвел взор, и поспешно вышел.
Весь второй акт, более он не взглянул на нее ни разу, будто был безмерно поглощен действом происходящем на сцене, хотя весь первый акт, не проявлял к нему никакого интереса, тогда как Лиза, едва ли различала происходящее, все звуки слилась в один огромный шум, похожий на какофонию, однако так напоминающую реквием по ее мечте.
Не было ни трагического романа, ни предательства, ни расставания, но вместе с тем, немая сцена, развернувшаяся всего за час, открыла ей глаза на ее судьбу, а точнее ее крест, и разрушила остатки надежды, которые итак едва теплились где-то на глубине ее прекрасной, но такой несчастной души. В тот самый день Лиза поняла, что истинная несвобода – не тогда когда под гнетом обстоятельств или мнения окружающих ты делаешь выбор, вопреки своим желаниям, а тогда когда ты и помыслить не можешь, что выбор есть.
Так что теперь, боясь и страшась, что та сцена повториться, Лиза твердо решила, что всю неделю, не будет ходить в сад, дабы избежать встречи с ним, так как сердце может навеки разбиться, если она еще раз испытает, то, что испытала тогда, увидев разочарование в глазах Мейера.
Перебирая так воспоминания прошлого и сцены настоящего, сменяющие друга друга в сознании как в калейдоскопе событий, принимая то причудливо страшные, то чрезвычайно прекрасные формы, она не заметила как дошла до дома. Лишь голоса сестры и матушки, доносившиеся из окон, смогли вывести ее из тягостных и гнетущих размышлений.
В столовой шумно накрывали. Но едва ли она после случившегося готова была перекинуться с ними хотя бы парой слов. Как можно быстрее поднявшись к себе в комнату, как только дверь закрылась за ней, она упала на кровать, и тяжело дыша, спрятала лицо в ладошки, растревоженная и сбитая с толку, произошедшим.
Ах, как мало надобно, чтобы разбередить душу, пташке, что заточена судьбою в клетке.
Позвали к ужину, ей казалось, когда она спустится, все вокруг поймут, что с ней случилось, и ее чувства и события минувшего дня. Но все было как прежде, беседа шла неспешно, никто ничего не заметил, матушка, рассказывала про попугая, сестра, что-то вторила, батюшка поддакивал, хотя на самом деле никто никого не слышал, да и не слушал.
Закончив про попугая, заговорили про музыкальный сезон, что в этом году отстроили специальную залу, и высадили серебристый тополь и кипарисы по периметру. И по заверению архитектора, сия живая конструкция должна создать глубокий звук и необходимую акустику, отчего мелодия, вместо того, чтобы раствориться, будет уходить высоко ввысь, доставляя ценителям музыки истинное наслаждение. Словом обсуждали разные мелочи, которые обычно вызывали в Лизе живой отклик и неподдельный интерес, прежде всего по причине отсутствия ее собственной жизни, так как чужая жизнь увлекательнее тогда, когда собственная не изобилует ни приключения, ни увлекательными событиями. Но теперь, все разговоры, казались и глупыми и скучными, а любимые домочадцы отчего то раздражали как никогда. Все ее мысли теперь были заняты лишь им…