Достоевский. Энциклопедия

Наседкин Николай Николаевич

<Роман о князе и ростовщике>

Неосущ. замысел, 1869—1870. (IX)

Три фрагмента, условно объединённые этим названием, – промежуточное звено между планом «Жития Великого грешника» и замыслом «Бесов». Намечаемые здесь образы Князя, Красавицы, Воспитанницы, Учителя и других персонажей продолжали развиваться в планах «Зависти» и воплотились впоследствии в образы героев романа «Бесы».

<Роман о помещике>

Неосущ. замысел, 1868. (IX)

Короткий, в один абзац, набросок плана записан среди черновых материалов к «Идиоту». В сюжете, судя по первым словам («Помещик. Отца убили. Спорное поле…»), должны были отразиться детские воспоминания писателя о времени, когда родители приобрели сельцо Даровое, странные обстоятельства смерти отца, М. А. Достоевского. Романа о своём отце писатель так и не написал.

Ростовщик

Неосущ. замысел, 1866. (V)

Набросок плана сделан в рабочей тетради в начале 1866 г. Намечался, судя по всему, бурный сюжет – с насмешками, оскорблениями, дуэлями и самоубийствами. Герои обозначены как: «Граф (Сол-б)»,

«Vielgors.» и «Данилов, О П.», над последним сверху приписано – «Черн.». Вероятно, прототипами персонажей должны были стать В. А. Соллогуб, М. Ю. Виельгорский, Н. Г. Чернышевский. В романе «Преступление и наказание», над которым писатель работал как раз в это время, тема ростовщичества играла важную роль, будет затрагиваться она и в романе «Идиот» (1867), замысле под условным названием «Роман о Князе и Ростовщике» (1870), «Подростке» (1875). Но ещё большую роль играла тема ростовщичества в жизни самого Достоевского. Взять только небольшой период его жизни из минувшего 1865 г.: 2-го апреля писатель относит к ростовщику Готфридту золотую булавку за 10 рублей серебром и под 5 процентов; 20-го апреля закладывает у того же Готфридта ещё одну булавку за ту же цену и под те же проценты; 15-го мая выпрашивает у ростовщицы Эриксан под заклад серебряных ложек 15 рублей – к Готфридту идти, видимо, уже невмоготу; но через пять дней, 20-го мая, Достоевский всё же опять обращается к Готфридту, однако ж – через посредника, свою знакомую П. П. Аникееву, и закладывает на этот раз ватное пальто за десятку… Нет, недаром писатель через полгода намеревался писать роман «Ростовщик» и не случайно в «Преступлении и наказании» образ процентщицы Алёны Ивановны получился столь полнокровен и отвратителен.

Рулетенбург

См. Игрок.

Ряд статей о русской литературе

Вр, 1861, № 1, 2, 7, 8, 11, без подписи. (XVIII, XIX)

Цикл из пяти частей включил в себя статьи: I. «Введение»; II. «Г-н —бов и вопрос об искусстве»; III, IV. «Книжность и грамотность»; V. «Последние литературные явления. Газета “День”»; «Вопрос об университетах». Достоевский ещё в Сибири замысливал писать циклы статей под названием «Письма об искусстве», «Письма из провинции». С первого же номера основанного вместе с братом М. М. Достоевским журнала «Время» писатель осуществляет давнюю идею под новым названием – «Цикл статей о русской литературе». По замыслу автора статьи-части цикла должны были регулярно появляться в каждом номере журнала, однако ж срочная работа над «Униженными и оскорблёнными», «Записками из Мёртвого дома», другими художественными и публицистическими произведениями, сложные обязанности редактора не позволили это сделать. В течение 1861 г. было написано только четыре статьи («Книжность и грамотность» состояла из двух частей), а с 1862 г. цикл уже не возобновлялся. На первый взгляд, в цикле нет единой скрепляющей идеи, но все статьи объединены одной кардинальной темой – русская литература, её развитие и состояние. Во всех статьях встречается немало автобиографических фрагментов – воспоминаний Достоевского о начале своего творческого пути, о периоде каторги и ссылки, ссылки на другие его произведения. Полемическая направленность «Ряда статей» выдержана в духе программы журнала братьев Достоевских, сформулированной в «Объявлении о подписке на журнал “Время” на 1861 год». Именно здесь, особенно во «Введении» и «Книжности и грамотности», уточняются и окончательно обосновываются положения «почвенничества». С позиций «почвенничества» ведётся в рамках цикла статей полемика с «Современником», «Отечественными записками», «Русским вестником», газетой «День». Именно такая позиция позволяла находить рациональное зерно как в политике западников, так и в направлении славянофилов, что обеспечило «Времени» уже на первом году издания успех у самой широкой читающей публики. «Введение», как и весь первый номер журнала братьев Достоевских, встретило доброжелательный приём в изданиях разных направлений. Положительные отклики появились в «Северной пчеле» (1861, № 54, 9 марта), «Московских ведомостях» (1861, № 13, 17 янв.), С (1861, № 1) и др. Только ОЗ в январском и затем в февральском номерах в обзорах С. С. Дудышкина по понятным причинам (в 1-м номере Вр содержалось немало иронических замечаний в их адрес) весьма придирчиво, в брюзгливом тоне оценили программные материалы нового журнала.

Сбритые бакенбарды

Неосущ. замысел, 1846. (XXVIII₁).

В 1846 г. уйдя из «Отечественных записок», В. Г. Белинский собирался издать альманах «Левиафан», к участию в котором пригласил и Достоевского. Молодой писатель, в тот период как раз пожинавший первые упоительные плоды славы после публикации «Бедных людей» и «Двойника», был полон замыслов. В письме к брату М. М. Достоевскому от 1 апреля 1846 г. он, в частности, сообщает о своём сотрудничестве с Белинским: «Я пишу ему две повести: 1-я) “Сбритые бакенбарды”, 2-я) “Повесть об уничтоженных канцеляриях”, обе с потрясающим трагическим интересом и – уже отвечаю – сжатые донельзя. Публика ждет моего с нетерпением. Обе повести небольшие. <…> “Сбритые бакенбарды” я кончаю…» Вероятно, сюжет был вязан с указом императора Николая I (1837 г.) о запрете носить усы и бороды гражданским чинам. Увы, ни альманах не вышел, ни «Сбритые бакенбарды» так и не были кончены и черновик не сохранился. Отзвуки этого замысла можно обнаружить в «Селе Степанчикове и его обитателях», где полковник Ростанев по приказу Фомы Опискина вынужден был сбрить бакенбарды.

«Свисток» и «Русский вестник»

Статья. Вр, 1861, № 3, без подписи. (XIX)

Данная статья появилась в одном номере со статьёй «Образцы чистосердечия», непосредственно связана с нею и продолжает цикл публикаций «Времени» в ходе полемики с М. Н. Катковым

и его журналом («Ответ “Русскому вестнику”», «По поводу элегической заметки “Русского вестника”»). Непосредственным поводом для написания данной статьи стало программное выступление «Русского вестника» (1861, № 1) «Несколько слов вместо “Современной летописи”», носившее подчёркнуто антидемократический характер и высмеивающее, уничижающее не только «Свисток» (сатирическое приложение к журналу «Современник»), но и содержащее выпады против всей русской литературы: по мнению Каткова, – «скудной», «ничтожной», неспособной на самобытное развитие. Вступая в спор о литературе Достоевский утверждает величие русской словесности и в первую очередь ведёт спор о значении творчества А. С. Пушкина не только с «Русским вестником», но и с «Современником», и с «Отечественными записками», предвосхищая своими формулировками будущую «Пушкинскую речь» (1880): «Русская мысль уже начала отражаться и в русской литературе, и так плодотворно, так сильно, что трудно бы, кажется, не заметить русскую литературу, а вы спрашиваете: “что такое русская литература?” Она началась самостоятельно с Пушкина. Возьмите только одно в Пушкине, только одну его особенность, не говоря о других: способность всемирности, всечеловечности, всеотклика. Он усвоивает все литературы мира, он понимает всякую из них до того, что отражает её в своей поэзии, но так, что самый дух, самые сокровеннейшие тайны чужих особенностей переходят в его поэзию, как бы он сам был англичанин, испанец, мусульманин или гражданин древнего мира…»

Село Степанчиково и его обитатели

Из записок неизвестного. Повесть. ОЗ, 1859, № 11, 12. (III)

Основные персонажи:

Бахчеев Степан Алексеевич;

Видоплясов Григорий;

Гаврила Игнатьевич;

Григорий (Гришка);

Ежевикин Евграф Ларионыч;

Ежевикина Настасья Евграфовна (Настенька);

Коровкин;

Крахоткин (генерал Крахоткин);

Крахоткина (генеральша Крахоткина);

Мизинчиков Иван Иванович;

Обноскин Павел Семёнович;

Обноскина Анфиса Петровна;

Опискин Фома Фомич;

Перепелицына Анна Ниловна (девица Перепелицына);

Ростанев Егор Ильич;

Ростанев Илья (Илюша);

Ростанева Александра (Сашенька);

Ростанева Прасковья Ильинична;

Сергей Александрович;

Татьяна Ивановна;

Фалалей.

Повествование состоит из двух частей, 18-ти глав (в 1-й – 12; во 2-й – 6) и ведётся от лица Сергея Александровича, племянника полковника Ростанева, который, приехав к дяде в имение, становится свидетелем-летописцем бурных событий. Уже в названиях некоторых глав подчёркнута водевильность содержания: «Про белого быка и про комаринского мужика», «Объяснение в любви», «Фома Фомич созидает всеобщее счастье» и пр. А суть происходящего в следующем: отставной полковник Ростанев, добрейшей души человек, живёт в своём сельце Степанчикове, но вместо того, чтобы наслаждаться счастьем и покоем, терпит тиранию своей маменьки генеральши Крахоткиной и ещё более тотальную тиранию ничтожного приживальщика – Фомы Фомича Опискина, фаворита генеральши-вдовы. Бедный полковник не смеет без его разрешения ни день рождения сына как следует отпраздновать, ни предложение любимой девушке сделать. Впрочем, воодушевлённый как раз пламенем любви к Настеньке и пристыженный племянником-гостем, Ростанев решается-таки на бунт против домашнего тирана, вышвыривает его из дому, но… то была лишь буря в стакане воды и в финале Фома опять возведён на трон…

* * *

«Село Степанчиково», вторая (после «Дядюшкиного сна») сибирская повесть Достоевского, написана в Семипалатинске в 1857—1859 гг. Предназначалась она поначалу для «Русского вестника». Писатель придавал ей большое значение, даже называл «романом» и писал М. М. Достоевскому (9 мая 1859 г.): «Этот роман, конечно, имеет величайшие недостатки и, главное, может быть, растянутость; но в чём я уверен, как в аксиоме, это то, что он имеет в то же время и великие достоинства и что это лучшее моё произведение. Я писал его два года (с перерывом в средине “Дядюшкина сна”). Начало и средина обделаны, конец писан наскоро. Но тут положил я мою душу, мою плоть и кровь. Я не хочу сказать, что я высказался в нём весь; это будет вздор! Ещё будет много, что высказать. К тому же в романе мало сердечного (то есть страстного элемента, как например в “Дворянском гнезде”), – но в нём есть два огромных типических характера, создаваемых и записываемых пять лет, обделанных безукоризненно (по моему мнению), – характеров вполне русских и плохо до сих пор указанных русской литературой. Не знаю, оценит ли Катков, но если публика примет мой роман холодно, то, признаюсь, я, может быть, впаду в отчаяние. На нём основаны все лучшие надежды мои и, главное, упрочение моего литературного имени. <…> Конечно, я могу очень ошибаться в моем романе и в его достоинстве, но на этом все мои надежды…» Однако ж и в «Русском вестнике» М. Н. Каткова, и затем в «Современнике» товарища юности Н. А. Некрасова новое произведение автора «Бедных людей» по достоинству не оценили, его условия приняты не были, и повесть появилась в конце концов в журнале А. А. Краевского, который заплатил по 120 рублей с листа. Надежды Достоевского на триумф «романа» у критики и читателей также не оправдались – он прошёл незамеченным. Свою роль сыграло и то, что фамилия автора была указана без инициалов, так что часть публики могла приписать авторство Михаилу Достоевскому, который регулярно публиковался в ОЗ как беллетрист. Только через много лет, уже после кончины автора, этому произведению и особенно образу Фомы Опискина было отдано должное. К примеру, Н. К. Михайловский в своей фундаментальной статье «Жестокий талант» (1882) причислил Опискина к классическим для Достоевского психологическим типам. Первые произведения Достоевского, написанные после долгих лет вынужденного молчания, после почти десяти лет каторги и солдатчины, оказались на удивление весёлыми по содержанию, юмористическими. В «Селе Степанчикове», в частности, большое место занимает пародия, в том числе и на Н. В. Гоголя и его «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847). Сам писатель объяснял «водевильность» и «незлобивость» первых своих послекаторжных повестей тем, что ужасно опасался цензуры (см. «Дядюшкин сон»).