Достойный жених. Книга 2
Шрифт:
– Да и вообще, ма, роль мне, скорее всего, не дадут, – сказала Лата. – Давайте малыша спросим, – предложила она, кладя ладонь на живот Савиты.
Она принялась бубнить мантру «Оливия, Мария, Виола, никто», и на четвертом повторе ребенок отметил крепким пинком последнее слово.
Два или три дня спустя, однако, Лата получила записку от философа: он предлагал ей роль Оливии и звал на первую репетицию, которая должна была состояться в четверг, в половине четвертого. Лата, воодушевившись, тут же побежала в женское общежитие, но на полпути туда встретила Малати.
На первой репетиции решили ограничиться чтением пьесы. Занимать целую аудиторию опять-таки не понадобилось, хватило обычного кабинета. Лата и Малати решили отметить этот торжественный день шариком мороженого в кафе «Голубой Дунай», после чего в приподнятом настроении отправились на репетицию. Пришли они за пять минут до начала чтения.
В кабинете собралось около дюжины парней и одна-единственная девушка – предположительно, Виола. Она сидела в стороне от всех и разглядывала пустую доску.
Подобно ей, в стороне от основной труппы и не принимая участия в возбужденной мужской болтовне, сидел Кабир.
Когда Лата только его увидела, сердце ее едва не выскочило из груди, после чего она велела Малати оставаться на месте: она, Лата, должна сама с ним поговорить.
Кабир вел себя слишком непринужденно – ей сразу стало понятно, что это напускное. Он явно ее дожидался. Лата была возмущена.
– И кто же ты? – В ее тихом, ровном голосе отчетливо слышался гнев.
Кабир опешил: его смутил и тон, и вопрос.
– Мальвольо, – наконец виновато ответил он и добавил: – Мадам.
При этом он даже не подумал встать.
– Ты никогда не говорил, что интересуешься любительским театром, – сказала Лата.
– Да и ты не говорила, – последовал ответ.
– А я не интересовалась, пока Малати несколько дней назад не потащила меня на прослушивание, – отчеканила она.
– Мой интерес родился примерно тогда же, – сказал Кабир, пытаясь улыбнуться. – Мне стало известно, что ты очень хорошо выступила на прослушивании.
Лата все поняла. Каким-то образом Кабир разведал, что она может получить роль, и решил попытать удачи на мужском прослушивании. А ведь она записалась в театр только для того, чтобы забыть о Кабире!
– Как я понимаю, ты в очередной раз провел расследование, – сказала Лата.
– Нет, случайно услышал от знакомых. Я за тобой не слежу.
– И?..
– Что «и»? – невинно переспросил Кабир. – Мне просто приглянулись строки из пьесы.
И он непринужденно процитировал:
Грудь женщины не можетСнести биенья столь могучей страсти,Как в этом сердце; женские сердцаТак много не вместят и не удержат.Нет, их любовь не боле чем позыв, —Волнение не печени, а неба, —Ведущий к сытости и к отвращенью;Моя любовь, как море, голоднаИ столько же поглотит; нет сравненьяМеж тем, как был бы женщиной любим я,И тем, как я Оливию люблю.У Латы мгновенно вспыхнуло лицо. Подумав, она сказала:
– Боюсь, ты читаешь чужие слова. Они были написаны не для тебя. – Она помедлила и добавила: – Но вызубрил ты их отменно, даже слишком хорошо.
– Я их вызубрил – как и множество других реплик – еще в ночь перед прослушиванием, – сказал Кабир. – Никак не мог уснуть. Я твердо вознамерился получить роль герцога, но пришлось удовольствоваться Мальвольо. Надеюсь, это никак не отразится на моей судьбе. Я получил твою записку. Надеюсь, мы будем часто встречаться в Прем-Нивасе и здесь…
Лата, к собственному удивлению, громко рассмеялась:
– Ты сошел с ума! Это безумие, не иначе.
Она уже хотела отвернуться и уйти, но краем глаза заметила, как он помрачнел: на его лице читалась искренняя боль.
– Я же шучу, – сказала она.
– Что ж, – с напускным легкомыслием ответил Кабир, – иные родятся безумцами, иные достигают безумия, а иным безумие жалуется.
Лату подмывало спросить, к какой категории он себя относит, но вместо этого сказала:
– Смотрю, ты и слова Мальвольо разучил.
– А, да нет, эту строчку все знают, она знаменитая. Просто бедный Мальвольо куражится.
– Может, тебе лучше покуражиться на крикетном поле? – предложила Лата.
– Так муссоны на дворе. Какой сейчас крикет?
Тут господин Баруа, пришедший несколько минут назад, махнул воображаемой дирижерской палочкой студенту, игравшему герцога, и сказал:
– Что ж, начинаем. «Любовь питают музыкой…» – хорошо? Хорошо.
И чтение началось.
Слушая остальных, Лата чувствовала, как ее увлекает в другой мир. До ее первого выхода было еще далеко. А потом, когда подошел ее черед и она начала читать, шекспировский слог полностью захватил ее: она в самом деле превратилась в Оливию. Первый обмен репликами с Мальвольо Лата перенесла достойно. Потом смеялась вместе со всеми над образом Марии, который создала Малати. Девушка, игравшая Виолу, тоже была чудесной актрисой, и Лата влюбилась в нее вместе со всеми остальными присутствующими. Между Виолой и парнем, игравшим ее брата, даже обнаружилось небольшое внешнее сходство: господин Баруа явно знал свое дело.
Время от времени, однако, Лата вспоминала, где находится. Она изо всех сил старалась не смотреть на Кабира и только один раз почувствовала на себе его взгляд. После репетиции он наверняка захочет с ней поговорить – как хорошо, что они с Малати обе получили роли! Одна сцена из пьесы далась ей очень непросто, и господину Баруа пришлось едва ли не клещами вытаскивать из нее нужную реплику.
Оливия. Как ты себя чувствуешь, любезный? Что это с тобой?
Мальвольо. Мысли мои не черны, хоть ноги мои желты. Оно попало к нему в руки, и повеления будут исполнены. Я надеюсь, нам знакома эта нежная римская рука?
Господин Баруа [выжидательно глядя на Лату и удивленный ее молчанием]. Да, да, хорошо?
Оливия. Не хочешь ли ты…
Господин Баруа. Не хочешь ли ты… Да, да, продолжайте! У вас прекрасно получается, мисс Мера.
Оливия. Не хочешь ли ты…
Господин Баруа. Не хочешь ли ты?.. Да, да!
Оливия. Не хочешь ли ты лечь в постель, Мальвольо?
Господин Баруа [поднимая руку, чтобы унять хохочущих студентов, и махая воображаемой палочкой ошалевшему Кабиру]. В постель, Мальвольо?