Доступна и беззащитна
Шрифт:
Слева над дверью что-то блеснуло, и я заметила глазок камеры, нацеленный на меня. Наверняка тут везде камеры. Нехорошо будет, если кто-нибудь заметит, как я переминаюсь с ноги на ногу, будто замыслила недоброе.
Я позвонила, и дверь тут же открылась.
— Ну наконец-то! — воскликнул Кирилл, беря меня за руку и втаскивая в квартиру. — Отлично выглядишь, прикольная футболка! Держи букет, а я понесу подарок. Иди за мной.
Я взяла охапку ароматных белых роз и посмотрела на Кирилла,
— Так быстрее, — сказал Кирилл и вышел на воздух.
Двадцать второй этаж! Как высоко! Внизу Большая Невка впадала в Неву, пестрящую десятками катеров, яхт и прогулочных пароходов. На пристанях и под мостами собирались пробки. А я и не знала, что сверху наши реки похожи на ручьи, наполненные детскими бумажными корабликами. Я прилипла к перилам, ветер ударил мне в лицо и взметнул волосы.
— Пойдём, — потянул меня Кирилл, — сейчас увидишь.
Мы сделали несколько шагов вдоль здания и повернули. За углом балкон чудесным образом превращался в живописную стометровую террасу. На деревянном настиле в беспорядке были расставлены плетёные кресла, диваны с мягкими подушками и парочка журнальных столиков. Под навесом от дождя качался тропический гамак, а ближе к ограждению стоял массивный обеденный стол с коваными стульями. Рядом с ним — передвижной угольный гриль. Аппетитно пахло дымком. По периметру террасу окружали кадки с деревьями и бесчисленные цветочные горшки. На столах красовались вазы с роскошными букетами. В целом создавалось впечатление, что мы находимся не на крыше питерской высотки, а где-нибудь на Кипре, на уютной загородной вилле.
— Отец подарил нам весь этаж, — пояснил Кирилл. — Мы с Машей устроили тут фамильное гнездо, правда, я своё ещё не доделал. Времени всё нет.
Около гриля возились мужчины, один из них был в белом поварском колпаке и фартуке — то ли приглашённый повар, то ли кто-то из своих. Вокруг стола и у перил сгрудились женщины. Они смеялись и что-то обсуждали. Всего я насчитала около десятка гостей. Среди них я заметила Марию Борисовну. Она увидела нас, расплылась в улыбке и направилась в нашу сторону:
— О, Диана! Как я рада, что эти ужасные слухи о твоей смерти оказались неправдой! Проходите, ребята!
— Её зовут Аня, — без долгих предисловий сообщил Кирилл, вручая сестре коробку с подарком: — А это тебе — американская малиновая кофеварка, всё как ты хотела.
— О, спасибо, нашёл таки! — Мария Борисовна поцеловала брата и обратилась ко мне: — Тебе очень подходит имя Аня! Проходи, не стесняйся, я тебя сейчас со всеми познакомлю. И называй меня Маша, ладно? Мы тут по-простому, по-семейному.
Один из мужчин обернулся, и я узнала Молчанова. На нём были солнечные очки и клетчатая рубашка с подвёрнутыми рукавами. Он переоделся.
И постепенно я начинала догадываться, почему.
30. Грустный праздник
Повар жарил на гриле бараньи котлетки и толстые говяжьи стейки. Сбоку от мяса томились сладкие перцы и ломтики баклажанов. В воздухе плавали ароматы чеснока, тимьяна и мяты. Звенели бокалы, смеялись женщины, иногда визжали дети, приведённые кем-то из гостей.
Как только Маша познакомила меня с друзьями, я расслабилась: никого из них я раньше не видела. Хорошая новость. Не хотелось бы встретить тут своих клиентов. Приняли меня тепло: мужчины с доброжелательным интересом, не выходящим за рамки приличий, а женщины — приветливо. Сильно на меня не наседали, но кое-какие вопросы задали: «Сколько тебе лет?», «На каком факультете учишься?», «Откуда приехала?», «Как давно знаешь Кирилла?». Я старалась отвечать честно: «Скоро будет двадцать», «На экономическом», «Из Карелии, из небольшого посёлка — Овсяновка называется», «Недели три или чуть дольше».
Маша сделала мне комплимент: «Какая красивая у тебя футболка, у Паши есть похожая». Она обернулась, словно хотела, чтобы Паша подтвердил её слова (вероятно, сказав: «Ну надо же, какое забавное совпадение!»), но тот разговаривал с кем-то из парней, и было видно, что разговор серьёзный. Они оба хмурились и разглядывали экран планшета, прикрывая его от солнца.
Правильно, что он переоделся. Он очень умный и предусмотрительный человек. Мы выглядели бы как два идиота, если бы не он. А я совсем потеряла чувство меры, когда решила купить эту вещь. Мне просто хотелось иметь что-то, напоминающее о нём. Что-то материальное, что можно потрогать или надеть.
Это была плохая идея.
И признаваться Маше, что я работаю в эскорте, мне тоже показалось вдруг неправильным. Я всё ещё переживала из-за того, что вынуждена её обманывать, — это беспокоило мою совесть, как острый камешек в ботинке, — но какие-то смутные соображения меня останавливали. Я словно потеряла ощущение безопасности в её присутствии, и от этого становилось горько. Моя предполагаемая дружба с этой женщиной становилась всё более и более призрачной, и я не понимала, отчего так происходит. Не могла оформить невнятные чувства в конкретные опасения.
Чуйка сломалась.
Всё сломалось.
Маша махнула рукой:
— Мне кажется, всё готово! Приглашаю всех за стол.
Первый тост сказал Кирилл:
— Хочу поднять бокал за мою драгоценную сестричку, за самую милую, чуткую и терпеливую девушку на свете! Машенька, я тебя люблю! Мы все тебя любим. Будь счастлива, дорогая!
Пока гости поздравляли именинницу, выпивали и закусывали, я украдкой наблюдала за Молчановым. Мои глаза словно прилипали к нему и не желали смотреть в другую сторону. Куда бы я ни отводила взгляд — я всё равно видела его. И даже когда закрывала глаза — он стоял передо мной как живой. Вдобавок к этому моё ухо безошибочно выделяло его тихий спокойный голос из общего шума: я была как приёмник, настроенный на его волну. Это пугало.