Дождь не вечен
Шрифт:
— Нет, — получилось достаточно четко.
— Замечательно. Опрос отложим немного. Вы не волнуйтесь, набирайтесь сил, пока не говорите, не торопитесь. Вы способны меня ясно понимать? Понимаете, что я говорю? Если да, я вас в курс дела введу.
— Тхаа
— Катерина, вы не напрягайтесь, речь вернется в течении следующей недели, ну, возможно, чуть дольше, но прогресс прекрасный. Давайте вы слушайте, а я расскажу. Вас к нам перевели полтора года назад из корейской клиники. На момент поступления к нам вы были в коматозном состоянии. Судя по медицинским записям, что нам передали, вы попали в аварию, множественные переломы, внутренние повреждения, повреждение головы, не буду углубляться, вы не приходили в сознание. Удивительно, что вас вообще собрали, ни один орган не отказал, несколько шрамов, но все конечности на месте, невероятная удача. Хотя, благодарить за жизнь вы должны, конечно, вашего мужа, который увез ваше тело за границу почти сразу, там вас хорошо
— Ск……? — Катя пыталась произнести слово «сколько?», но не вышло.
— Тихо-тихо, вам нельзя сейчас много говорить, я пришлю к вам ординатора, он будет вам читать и ставить музыку, это способствует скорейшему выходу из вегетативного состояния, кроме того, будет заходить физиотерапевт, невролог, поддерживающее вам проколем. Все, я пойду. — она остановилась у самого выхода из палаты, замешкавшись, — и все-таки, Катя, у вас точно есть ангел-хранитель и он знает свое дело. Пожалуйста, и вы уж стремитесь ему навстречу, все что говорят специалисты выполняйте, будьте терпеливы и старайтесь, в противном случае, вся его работа насмарку. Вам так несказанно повезло, что вы живы. И поблагодарите мужа, он у вас такой заботливый, такое дорогостоящее лечение. Первые несколько месяцев, как вы оказались у нас, почти жил в вашей палате, каждую ночь сидел в кресле у вашей постели и держал вас за руку, читал вам на ночь. Даже пел колыбельные иногда. А цветы из вашей палаты приходиться вывозить на каталке для больных. Я врач с тридцатилетним стажем, но вообще никогда не видела столько белых лилий, каждый день ведь, весь год, как будто сам их растит…не знаю…Ладно, хватит! Вам необходим отдых.
В голове Кати вихрем сейчас проносились миллиарды мыслей.
«Несколько лет?! Я пролежала в коме, несколько лет?! Как такое может быть?! Это же просто нереально, вроде бы я даже читала где-то, что уже через месяц наступают необратимые последствия для мозга. А может они и наступили? Я даже одно слово с трудом произношу. Вегетативное состояние — это овощ? Я была формально мертва! Значит, сейчас я родилась заново и кто я теперь?»
Вот это волновало сейчас ее больше всего.
«Меня спас муж. Мой заботливый муж. Муж, который, кажется, меня очень любит, раз проявил столько беспокойства.» Кате вдруг пришло в голову, сколько могло стоить такое лечение. Ее семья не могла позволить себе сделать маме операцию на глазах, что избавила бы ее от близорукости, что было сравнительно недорого. Однако, врач сказала, что за последние три с лишним года она кочевала из клиники в клинику, точнее скорее кочевало ее тело, но лечение за границей и последующие три года аппаратов поддержания жизни — это целое состояние. Кто это оплатил или теперь она кому-то сильно задолжала? Кому вообще была нужна ее жизнь? Жизнь 20-тилетней студентки, подрабатывающей в интернет-магазине?
«Где мама и папа? Почему не им сообщили о моем воскрешении? Я замужем? Что за бред такой?! Нет вот это точно невозможно! Я не могу быть замужем! Кто мой муж? Тот, кто остался валяться на моих шелковых простынях, когда я бежала из собственного дома? Неееттт…что-то сомневаюсь, он имя то мое путал, да и был безработным…как оказалось… Эта грязная скотина не стал бы раскошеливаться из-за меня, да у него никогда и не хватило бы средств на такое лечение, и уж тем более он никогда бы не принес мне ни цветочка. Все что я от него получала, сомнительные комплименты, средний секс и куча хамства и нервотрепки.
Мне кажется, что это либо дурной сон, либо бред. Я сошла с ума и теперь лежу в психиатрической клинике, и медсестры врут мне, чтоб не ухудшать мое состояние. Точно.».
— Екатерина, меня зовут Анатолий, я ординатор. — вошел улыбчивый парень, — мы все очень рады, что вы очнулись. Я принес колонку, включу вам музыку. Сразу скажу, слушаем простенькую попсу на русском языке, вспоминайте слова. Минут на 20 буду включать каждый день. Музон отвратительный, надеюсь это подстегнет вас начать вновь говорить быстрее!
Он оскалился
— Злость тоже стимул скорее поправиться, буду вас раздражать. В общем, вы как сможете сказать, какую музыку любите, так мы репертуар и сменим. А пока, давайте я вам просто буду рассказывать, как вы тут у нас жили эти полтора года.
Задавать вопросы Катя не могла, поэтому просто слушала, стараясь усвоить и уложить в голове как можно больше. Выводы она решила делать позже, просто радуясь тому, что это «позже» теперь явно для нее наступит.
Глава 4
Прошло почти две недели, а неуловимый «муж» так и не появился у Кати в палате. Вернулась почти полностью речь, получалось самостоятельно сесть, встать с поддержкой. Голова иногда кружилась, общая слабость отступала, но вовсе не так скоро, как Катя надеялась.
Ясность сознания вернулась. Теперь все, что ее окружало, уже не казалось таким нереальным, как в ее первое пробуждение. Анализировать данные у девушки все же пока выходило с трудом. Она не противоречила тому, что сообщали врачи, сбалтывали нерадивые медсестры и ординаторы, однако, единой картины у Кати все равно не складывалось. Ее преследовал страх того, что как только она признается, что у нее нет мужа кому то из врачей, подмену обнаружат и она вылетит из клиники, так и не пройдя реабилитацию. К тому же, Катя понятия не имела, куда пойдет, когда окажется «условно здорова» и за стенами клиники. По оперативным сводкам от Анатолия, она была в Москве, а не в Иваново, откуда была родом и даже не в дождливом Питере, куда поехала когда-то учиться. У нее никого не было в столице. Бомжевать после комы совершенно не входило в планы.
Были и непонятные для девушки странности. Ежедневно к ней приходил «врач для разговоров по душам», как окрестила его Катя. Семен Федорович был не то психологом, не то психиатром, не то врачом некой неизвестной Катерине специальности. Все сводилось к тому, что мужчина появлялся в палате около десяти утра и общался с Катей на разные темы, помечая что-то в своем планшете. Явно копался в ее голове. Необычным было, что этот монотонно отстраненный человек был единственным, кто отвечал на вопросы. Остальные на любой, даже самый банальный вопрос с ее стороны отшучивались или сводили разговор на нет. Медсестры так вообще молчали как рыбы, залетая и вылетая из ее палаты безмолвной тенью. Семен же вопросов не игнорировал, но и отвечал иногда загадками, явно не договаривая сути. При этом, его цепкий взгляд изучающе блуждал, сканируя каждую словестную паузу, интонацию, считывал ее движения. Иногда казалось, что она на допросе, и от нее ждут, когда ошибется, когда сболтнет нечто лишнее. Для себя девушка решила, что должна быть максимально аккуратна, не выдавая интереса, информации о себе, но и выведав максимум.
Катя давно поняла, что хорошо помнила события, себя и свою жизнь, но ровно до того визга тормозов, до злополучного утра, когда она отключилась на асфальте ожидая скорой. Но дальше… дальше дыра, черная бездна, ни одной вспышки воспоминаний. А ведь было что-то между тем днем и днем когда Катя заново родилась, она чувствовала, просто знала это. Восстанавливая сюжет собственной жизни последних лет из обрывков подслушанных фраз и скудных ответов, что выдавал персонал, ей никак не удавалось сцепить нити повествования в единый сюжет. В этом пазле не хватало деталей, а те что были, не подходили к ни к картине «Жизнь Екатерины до самого худшего дня ее жизни», ни к странному постеру «Здравствуй новая Катенькина жизнь».
Конечно, Катя пыталась и сама добыть информацию, она всегда была внимательна, подмечала самые мелкие детали. Правда в нынешней ситуации результат был почти нулевой и расследование сходило на нет.
Например, через восемь дней после того, как пришла в себя, Екатерина решила твердо разобраться с вопросом о муже. Побоявшись спросить напрямую, решила начать с того, чтобы узнать собственную фамилию. Но не спрашивать же у врачей. Решила подсмотреть в карте. Навещавшие ее специалисты ни разу не выпускали документов из рук. Когда ловили взгляд девушки на бумагах, их как по команде накрывали папкой, ладонью или попусту уносили. Лишь единственный раз, Тамара, собирая свои записи, не заметила, как одна из справок, спикировав со стола, свалилась в щель между стеной и креслом. Катя помнила тот день, она ждала, когда, наконец, окажется в палате одна, чтобы достать треклятый листок. Как по закону подлости, вереница медиков не иссякала, а Катя все больше чувствовала наваливающую усталость и к вечеру начала сомневаться, что если она и останется одна, то сил, чтобы подняться, преодолеть расстояние до кресла и вернуться назад к койке у нее не хватит. Почти перед сном ей представилась возможность, она почти стекла со своего ложа и на карачках медленно начала продвигаться к заветному сокровищу. Руки и ноги дрожали, она почти решила пробовать ползти на животе, но так оказалось еще тяжелее. Снова кое-как она встала на четвереньки, последний метр почти подтягивая себя руками. Вытянув листок, она разочарованно вздохнула. Это были анализы крови, на месте имени значилось «НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННЫЙ ПАЦИЕНТ».