Дождь поющего огня
Шрифт:
И тогда отчаяние постучит в твою дверь, ты оглянешься и не увидишь стен в своём доме, лишь запертую дверь узрит разум, ту, которую носишь на спине по всему миру.
Засовы крепки, но меч притупился. А храброе сердце трепыхается, словно попавшая в силки куропатка.
Ты осознаешь бессмыслие поисков, и совесть не позволяет бросить никчёмную дверь.
Трусость перед отчаянием - самая гнусная трусость.
Тут бы немного смирения, да дверь распахнуть, бросить к чертям собачьим. Нет. Дорога
Прислонившись спиной, начинаешь считать звёзды прошлого. И, вспомнив звезду, самую Яркую и радостную, звезда от которой родилась твоя любовь, продолжаешь терзаться сожалениями, вместо того, что бы уйти.
И всё - же бросишь дверь, и поспешишь назад. Туда. Откуда. Явился.
Ждут ли тебя?
Ведь обратный путь никогда не бывает звёздным.
Если только - это дорога домой. В истинный, крепкий родной дом.
Если только дом, у которого ты украл дверь, не стал приютом ворон.
....................................................................................................
Мальчик метался по берегу. Всхлипывая, размазывая по щекам слёзы.
– Дедушка... пожалуйста...
– его голос срывался, - помогите... мой папа... меч...
Пожилой священник подошёл к ребёнку и положил ладонь на худое плечо.
– Спасибо, малыш, скажи, что случилось.
Мальчик рыдал. Глаза полны горя и ужаса.
– Мой папа...
– он внезапно кинулся к краю берега, - меч сейчас
уплывёт.
Священник заметил игрушечный деревянный меч, плавающий в реке.
Детские слёзы.
– Это всего лишь игрушка, - попробовал он успокоить ребёнка.
Мальчишка прижал ладони к лицу и сломался пополам.
– Ну, перестань. Не так бурно.
– Большая ладонь взъерошила непослушные волосы, - разве можно так убиваться...
– Папа привёз меч... с настоящей... войны. Помогите... Он уплывает... Папы больше нет...
На мгновение тишина пронзила бытиё своей святостью.
Странные пути господни.
Священник снял рясу и вошёл в воду.
Бедный мальчик.
Вода охладила тело. Душа съёжилась.
Осенний ветер плавно относил игрушку в сторону течения.
Тина и холод. Молчание и надежда.
Бедный мальчик.
Мужчина поплыл.
Как же дорога игрушка, если мальчуган так по ней...
Боль сковала мышцы левой ноги.
"О, господи".
– Вздохнул священник. Его силы убывали. Меч уплывал.
– Дяденька, помогите, - кричал ребёнок теребя Артемия за рукав.
– Там... уплывает... мой отец... дедушка... погиб...
Артемий посмотрел на реку. Меч несло на середину реки. Он прыгнул в воду и быстро настиг уплывающую игрушку.
– Это, - он поднял руку с мечом и засмеялся.
– Этот, - радостно воскликнул малыш.
– Дяденька там у берега дедушка... он...
Артемий понял с полуслова. Он бросил меч мальчику и нырнул.
Осень проникает в слабое сердце.
Тело священника тяжело и безвольно.
Старик умер.
Мальчик с виноватым недоумением смотрел на труп.
– Простите, - прошептал он, прижимая к груди меч.
– Ничего, - покачал головой Артемий, - твоё горе стоило его смерти.
................................................................................................
Размоченные дождём сердца
Хлюпают под сапогами слепого,
Идущего по, умытому кровью, солнцу
В сторону ночи.
Нет ничего ничтожнее раба,
проповедующего свободу.
III. За пределами святости.
Мы заезжали в города и разговаривали с людьми. Славные человеки.
"Учись, - говорил мне Артемий, - нет такого знания, которое было бы бессмысленным, нет такого глупца, у которого было бы, нечему поучится".
Иногда нас встречали с радостью, иногда замахивались палками,
пытались ударить. Тогда Артемий говорил мне:
"Не позволяй ударить себя, если тебе не нужна боль". Я уворачивался
от палок и пытался ударить сам.
"Старайся не делать человеку зла, даже если он пытается напасть на
тебя. Люди слабы и тщедушны. Удвоенное зло - в высшей степени зло. Меняй направление вектора силы зла и оно исчезнет. Никогда не называй. Кто - ты, что бы судить? Помогай разобраться, осознать. Воспитывай своим поединком".
Я пытался поступать так, как учил он, получалось через десять раз. Если выходило правильно, я смеялся, радуясь победе. Артемий же хмурил брови:
"Ты снова не прав. Радуешься тому, что возвысился и летишь в пропасть".
Я отвечал:
"Нет, я радуюсь хорошему уроку и продвижению".
"Каждое мгновение - урок, каждый шаг продвижение, каждая частица осознания есть полёт свободы и танец вечности, каждое действие несёт в себе Силу. Учись радоваться всему, и победе и поражению, и потере и обретению, и любви и ненависти. Радость выше удовольствия. Она должна быть за любой эмоцией".
"Значит, радость была не моим восторгом победы", - со злостью
выпалил я.
Артемий хлопнул меня по плечу, его лицо засветилось.
"Вот теперь это мысль мастера".
Бывало так, что я оказывался битым. Ещё, каким битым. Артемий