Дождь в моем сердце
Шрифт:
С этими мыслями он и приехал с побывки дома в гарнизон, где они служили вместе с Гойчином Гюй-Рин. Лиль сообщил другу о помолвке, с радостью говоря, что теперь они породнятся вдвойне. И был совсем не готов увидеть гримасу крайнего ужаса на лице лучшего друга.
Глава 26
— Я не хотел выносить этот сор за порог дома, — тем же вечером за стаканчиком подогретой рисовой водки Гойчин, промолчавший несколько часов подряд, наконец разговорился. — Но ты мне не только друг, ты мне брат. Твоя сестра — моя жена,
Лильрин напрягся, непонимающе глядя на товарища своих детских игр и проказ. Смутное беспокойство поднималось со дна души.
— Я просто не знаю, как поступить. — Чин запустил пальцы в волосы, распуская их так, чтобы они закрыли лицо. — Уж больно история… гадкая и некрасивая. Но я не могу допустить… А! В общем, слушай. Лейсан влюблена в меня с детства. Вернее, была влюблена, а я все время пытался ее образумить. Но с того дня, как я женился на твоей сестре, все стало совсем плохо. Я всерьез опасаюсь за жизнь и спокойствие своей молодой супруги, если ты понимаешь, о чем я.
— Ни-ни?! — выдохнул Лиль домашнее имя сестренки. — Что с ней?!
— Ну, теперь ничего, я сумел защитить свою жену, да и вообще, — вздохнул Чин. — Сделал все, чтобы Лейсан отправили в обитель Белой Птицы и чтобы она приезжала оттуда пореже. Понимаешь… Моя сестра очень изворотливая и хитрая, к тому же просто возненавидела жену. И ладно бы ее влюбленность была искренней, хотя в этом тоже нет ничего хорошего. Но эта девица так и не оставила мысль стать первой женщиной дома. — Он махнул рукой и на секунду опустил ресницы. Лильрину показалось, что от стыда и неловкости. — Она ведь дочь тетушки от самовольного брака, ее отец — какой-то проходимец. И только ради большой любви дяди к своей жене он позволил девчонке расти вместе с нами. Но гнилое семя, сам понимаешь, рано или поздно даст о себе знать.
— Слушай, ты говоришь о юной девушке, а не о заядлом преступнике, — засомневался Лиль, у которого каждое слово отдавалось неприятной дрожью где-то внутри. — Ну бывает, я слышал, у молоденьких дурочек помутнение, первая влюбленность, но это проходит к замужеству…
— Молоденькие дурочки не пытаются влезть в постель к брату и отравить его жену, — горько усмехнулся Чин. — Если ты все же решишь… я бы попросил тебя держать эту «невинную» подальше от моей жены и от меня. Она так зла, что все ее планы разрушились, что…
— Ничего не понимаю. — Теперь Лиль запустил обе пятерни в прическу. — Но почему тогда никто у вас не предпримет никаких мер?! Если она пыталась отравить Ни-ни… да я ее сам убью, тварь! Я…
— Она так хорошо умеет притворяться, что никто не верит в ее виновность, и этот инцидент вообще посчитали случайностью. Я уже знаешь что подумал… Раз за нее дают такое хорошее приданое — возможно, это лучший выход. Ты дашь согласие на брак с ней, а перед этим запугаем ее на пару как следует. Ну я не знаю… Раз она так одержима мной, скажем, что ты готов ею поделиться, а потом сдашь в бордель как шлюху. Это, кстати, действительно выход. Подумай, и деньги на свой отряд получишь, и...
— Ты рехнулся?! Какой еще бордель? Что значит «поделиться женой»? Ты в своем уме? — Лиль так посмотрел на Гойчина, что тот даже вроде бы слегка отпрянул. И торопливо пояснил:
— Говорю же, просто попугаем. Чтобы не пыталась больше лезть в мои отношения с твоей сестрой и вообще поменьше хвостом крутила по дому. Надо окончательно отбить у нее желание являться в поместье, пусть до свадьбы сидит в обители.
— Ну… если только напугать. Хотя мне все равно не нравится эта идея.
— Друг, пойми. Ее надо встряхнуть. Девочка совсем заигралась. А так, глядшь… еще придет в себя.
Лиль недовольно покачал головой, но потом вдруг вспомнил, что в последнюю их встречу Ни-ни выглядела бледной и больной, а еще какой-то непривычно притихшей. Он решил было, что беременность так плохо на нее действует, но если… Гнев захлестнул его с головой.
— Хорошо, — отрывисто бросил он. — Поговорим мы с этой… а вот дальше я сам решу, что делать со своей женой после свадьбы. Понял?
***
Вот так все и закрутилось… наложилось одно на другое. И любимая младшая сестренка, которую чуть не отравили и которой портят жизнь, и нелицеприятные отзывы о Лейсан от других членов ее семьи… Даже родная мать, казалось, испытывала к девушке стойкую неприязнь. Ну не может же это все быть на пустом месте?
Да и собственное разочарование жгло душу. Он так ее полюбил, готов был сделать своей женой, заботиться и оберегать, почитать и подарить детей. А оказалось, что все его душевные порывы направлены на змею в обличье богини.
Любовь переродилась в ненависть. Точнее, не так. Ненависть была, но какая-то болезненная, неправильная. Он готов был придушить змею и одновременно хотел ее еще больше. И вопреки собственным словам, вовсе не собирался с кем-то делиться, даже с лучшим другом, предупредившим об опасности. Он даже не стал отказываться от брачных уз, с горечью констатируя, что хочет эту девушку себе, несмотря ни на что. И получит ее. А там, дальше… видно будет. Когда Лейсан окажется в его власти, он решит, что с ней делать.
Он жил с этими мыслями довольно долго, пока в один далеко не прекрасный момент к нему в гарнизон не примчался Гойчин и не рассказал, что его сестра готовит побег из обители, наверняка чтобы добраться до Ни-ни. И дальше события понеслись вскачь.
Они так и летели, ломая привычный мир вокруг, низвергая его в рабство и ничтожество, но ничего не меняя внутри. Лильрин по-прежнему ненавидел и болезненно ревновал эту змею, злясь на себя за эту ревность и неумение раз и навсегда излечиться. А она вела себя именно так, как он и ожидал: развратная девка, сумевшая устроиться лучшим образом и уже постреливающая глазками вокруг. Разве что отыгрываться на нем не стала за прежние унижения, ну так ей и не нужно было — Лильрин и так упал на самое дно и был в полной власти бывшей невесты.
Все шло своим чередом до этого вечера… и этого взгляда. Он ударил, как кулак в лицо. Там, во дворе, когда Лейсан спокойно и логично разбила все наветы вздорной девицы и даже не попыталась его в чем-то обвинить, хотя сам Лиль на ее месте скорее поверил бы в свою собственную виновность!
А потом…
Его как обожгло мгновенным пониманием. Этот взгляд, в котором и горечь, и усталость. И нежелание ничего никому доказывать. И… и впервые страшная догадка. И земля, что разом ушла из-под ног.