Дожить до весны
Шрифт:
На перемене подруги выскочили в коридор и, хохоча от души, ворвались в туалет.
– Капец, почему Маргоше никто не сказал, что очки нужно ремонтировать? – забегая в свободную кабинку, пробормотала Ксюша. – Я уже не говорю про новые очки, возможно, преподы столько не зарабатывают. Или ей некогда сходить в оптику – украинская культура сама себя не выучит.
– Какая же она занудная и странная, – раздался рядом голос Кати. – Пока это самый скучный препод за весь курс. Ещё и экзамен сдавать скоро, а я не хочу эту мутотень учить.
– Я тоже. Но выхода нет. Слышала, что Марго очень
Ксюша вышла из кабинки, схватила сумочку, оставленную на подоконнике, и услышала звук открывающейся дверцы. Из одной кабины выпрыгнула подруга, из другой медленно шагнула вперёд Маргарита Петровна в злополучных треугольных очках. Подруги замерли. В глазах преподавательницы мелькнула растерянность: она перевела взгляд с Ксюши на Катю и обратно, как бы запоминая внешность девушек. Потом растерянность исчезла, Маргарита Петровна нахмурилась, вскинула голову и неспешно покинула туалет.
Щёки Ксюши обдало горячим жаром, сердце заныло и болезненно ёкнуло в груди. Тот последний взгляд преподавательницы будет преследовать её несколько месяцев: в нём она увидела смесь отчаянной грусти, недоумения и беззащитности. Так смотрят раненые животные на обидчика. Или наивные люди, чьи розовые очки жестоко разбили.
Понятное дело, экзамен подруги не сдали. Они сутками зубрили культурологию, без заминки отвечали на устные вопросы и выступали с рефератами. В итоге – две пересдачи, после которых Ксюша с Катей попали в список на отчисление. Они даже родителям сказали, что их выгоняют из универа. После тяжёлого разговора бродили по городу под грозовым ливнем, ступали босоножками в ледяные лужи и думали, на какую специальность поступать в следующем году.
Спасла их куратор: вызвала в универ, как только увидела списки на отчисление, выпытала подробности конфликта с Маргаритой Петровной и через заведующую кафедрой решила проблему. Ещё год Ксюша терпела философию, постепенно набираясь смелости для отчисления.
Слава несуществующим богам, Маргарита Петровна больше ничего не вела у её группы. Каждый раз, случайно сталкиваясь с педагогом в универе, Ксюша вспоминала прошлое. Да, она ходила на пересдачи, поссорилась с родителями, лишилась стипендии, но ей всё равно было стыдно и неловко. Возможно, им с Катей нужно было просто по-человечески извиниться перед Маргаритой Петровной, а не трусливо зубрить предмет и решать проблему через куратора. Жаль, что с тех пор прошло четыре года, поздно каяться.
– Добрый день. Меня зовут Даниил Владимирович. Как вы уже догадались, я буду преподавать социологию культуры. Достаточно спорный предмет, кто-то считает его нудным, ведь не каждый филолог интересуется, что такое культура и как она связана с другими науками. Наверное, вряд ли вам интересно узнать, что писали о социологии культуры Жан Бодрийяр и Карл Ясперс.
Ксюша закусила губу. Неужели он запомнил весь тот бред, который они с Аськой обсуждали в лифте?
– Но я, как правило, не мучаю студентов подобной скукой. Вы не поступали на факультет общественных наук и международных отношений, а мой предмет выбрали за неимением лучших вариантов.
Даниил широко улыбнулся и обвёл взглядом просторную аудиторию.
– Поступим так: я всем старостам скину на почту список рекомендуемой литературы. В интернете всё есть, но, увы, придётся проявить сообразительность и пойти дальше первых ссылок в гугле.
Ксюша старательно сдерживала усмешку. Уж что-что, а иронию, сарказм и едкие подколки она просто обожала. Не зря три раза с восторгом пересматривала "Доктора Хауса".
– Поэтому на лекциях я буду рассказывать о социологии искусства. Затронем и темы современного кинематографа, поговорим про музыку, книги, игры, обсудим, в чём разница между массовой и элитарной культурой. Любые дискуссии на занятиях приветствуются. Не люблю говорить сам с собой, поэтому не стесняйтесь задавать вопросы, спорить со мной или дополнять мои слова.
После этих слов Ксюша расслабилась. На её губах блуждала довольная улыбка: лекции обещают быть интересными, а Даниил Владимирович ни капельки не обиделся на её едкие слова, сказанные в лифте. Ну сморозила она пару глупостей в двух шагах от преподавателя – не катастрофа же это глобального масштаба.
Ксюша развалилась на твёрдом деревянном стуле и наблюдала за социологом. Лёгкая щетина на подбородке, верхняя пуговица синей рубашки небрежно расстёгнута, на левой руке –минималистичные чёрные часы. Обручального кольца нет, пальцы – тонкие, длинные, красивые. Они бы хорошо смотрелись на фортепиано. Или на её бёдрах.
Так, стоп, какие пальцы? Что за похабные мысли? Да, Даниил Владимирович безумно привлекательный, харизматичный мужчина с пронзительным взглядом и очаровательной улыбкой. Да, его бархатный голос вибрацией отдаётся в голове, скользит по телу и расщепляет сознание. Но это ничего не значит. Просто раньше она не видела настолько красивых мужчин, вот и повелась на слащавую обёртку. Хотя эротические фантазии – это что-то новенькое. Подумаешь, пальцы красивые – когда вообще она обращала внимание на пальцы мужчины?
Ксюша взволнованно достала телефон – до конца занятия осталось всего десять минут. Это хорошо, это очень хорошо, за сумбурными тревогами она даже не заметила, как прошла лекция. Глупо пялилась на Даниила Владимировича и отводила глаза, как только он поворачивал голову в её сторону. Она чувствовала себя неопытной школьницей, которая стесняется взглянуть на симпатичного мальчика, стыдливо улыбается и краснеет. Детский сад какой-то! Так, дура, соберись – и посмотри на препода, он ничего плохого тебе не сделал.
Ксюша подняла глаза. Даниил Владимирович что-то говорил про культурную компетентность, но она не слушала. Лишь вглядывалась в его лицо, аристократичное, подвижное, с богатой мимикой. Глаза социолога вспыхивали огнём, руки плавно скользили по воздуху в отточенных жестах. Мужчина будто почувствовал Ксюшин взгляд и оглянулся: его небесно-янтарные глаза встретились с её зелёными, в их глубине она разглядела пляшущие смешливые искорки. Прошло всего две-три секунды, но за это время Ксюша утратила опору под ногами. Казалось, она падает в пропасть, откуда нет надежды на спасение.