Шрифт:
Честность
Королева сидела под деревом и молчала. Она сидела так уже очень долго – но это никого не удивляло. В последнее время королева все время сидела и молчала. Все уже успели привыкнуть к этому.
После того как армия пересекла страшные выжженные поля под Бронсдли, пересекла необычайно тихо и быстро, как будто все как один мечтали только о том, чтобы поскорее покинуть это место, лорды посоветовались и решили, что армии нужно встать где-нибудь лагерем и определиться с дальнейшими действиями. Идти дальше не было смысла. Насколько
Они пытались узнать у королевы, что она думает по поводу их плана, но она занималась только тем, что сидела и молчала – в седле во время переходов и на земле во время стоянок. Лорды несколько раз пытались вывести ее из этого состояния, разговорить или отвлечь – но в конце концов Лексли приказал всем оставить королеву в покое. «Рано или поздно она придет в себя», – заметил он. И добавил: «Наверное».
Они вернулись к Стетхоллу. Командование разместилось в самом городе, но королева не поехала с ними и осталась в лагере вместе с армией. Большой разницы, впрочем, не было. Она продолжала сидеть и молчать – не все ли равно, где именно она будет это делать?
Поэтому уже вторую неделю королева смотрела на тягучую воду в реке, которая медленно проходила мимо нее, постоянно увлекая за собой расплывчатое отражение города и неизменно оставляя его на месте. Уже много дней здесь не было ни души – и потому королева, возможно, несколько удивилась, когда услышала за спиной звук шагов. Можно было обернуться и посмотреть, кто это – но в этом не было никакого смысла. Не имело никакого значения, кто сейчас шел к ней.
Шаги остановились слева от нее – достаточно было слегка повернуть голову, но королева не шелохнулась. Человек постоял в нерешительности, а потом с тяжелым вздохом поставил что-то на землю.
– С этим надо завязывать, – спокойно заметил Бертрам. Королева слегка поморщилась, но по-прежнему не пошевелилась. Голос Бертрама неприятно резал слух, разрушая мягкую равнодушную тишину.
– Держите, – бросил шпион и протянул ей что-то. Она невольно скосила глаз. Это была жестяная кружка, в которой плескалась мутная темная жидкость. Запахло спиртным.
– Мне нельзя пить, – голос королевы был хриплым, а слова неприятно цеплялись за язык, как шершавые камушки.
Бертрам хмыкнул:
– Надо полагать, другие сильнодействующие средства тоже отпадают?
Королева на это раз не удостоила его ответом.
– Но, с другой стороны, – задумчиво продолжил шпион, – так тоже оставлять нельзя. Значит, ничего не остается…
Он вдруг резко наклонился – с почти невероятной для его комплекции скоростью – и ударил ее кулаком по скуле, не сильно, но точно. Королева потеряла равновесие и покатилась по крутому травянистому склону. Он не дал ей остановиться, поймал за ворот кафтана, рывком подтащил к поросшему осокой краю и окунул головой в воду. Королева уже достаточно пришла в себя, чтобы попробовать отпихнуть его, но он стоял сзади, вне досягаемости ее рук. Тогда она с силой рванулась, вынула голову из реки, вывернулась на месте, вырываясь из его хватки, и тут же ударила ногой под колени. Он качнулся и упал в воду.
– Я больше не собираюсь ничего делать, – раздраженно проворчал Бертрам. Королева прикрыла глаза.
Они долго лежали, наконец Бертрам, тяжело сопя, поднялся. Королева тут же вскочила следом. Шпион вскарабкался по крутому склону, поднял с земли кружку и отпил большой глоток. Закашлялся.
– Бертрам, – спросила королева совершенно спокойно. – Это что было?
Шпион пожал плечами.
– Мне нужно было как-то привести вас в чувство. Я не собираюсь торчать в этом городе и ждать, когда вы снизойдете до общения с нами, простыми смертными.
Королева слегка поморщилась.
– Я сейчас иду обратно в город, – заметил шпион. – Вы со мной?
Она кивнула.
Когда они вошли в большую комнату, служившую для командования столовой, все присутствующие удивились дважды. Первый раз – когда увидели королеву, а второй – когда заметили, в каком виде были она и вошедший вслед за ней Бертрам.
– Лексли, – тихо проговорила королева, а вода все стекала с ее волос на спину и грудь. – Когда мы доберемся до столицы и меня наконец коронуют – напомни мне, чтобы я вручила Бертраму орден первой степени.
Все уставились сначала на нее, потом на Бертрама. Тот очень пытался скрыть самодовольную ухмылку на мокром лице, но получалось у него это с трудом.
– А теперь, – продолжила королева, – не говорите мне ничего. Завтра утром мы все обсудим. Баррет, – позвала она Баррета-младшего, – здесь еще осталась какая-нибудь приличная комната?
– Конечно, ваше величество. Пойдемте…
Когда они ушли, Ордей недовольно посмотрел на Бертрама и проворчал:
– Проклятие, Бертрам. Что ты с ней сделал?
– Двинул в челюсть и окунул в воду, – спокойно ответил шпион.
– Что?! – воскликнули одновременно Ордей, Лексли и Баррет-старший.
– Что слышали, – отрезал Бертрам. – Не думаю, что вообще стоило это вам рассказывать.
Лорды ошарашенно смотрели на него. Наконец Кеттерли негромко хмыкнул.
– Все-таки ты везунчик, Бертрам. Ударить королеву по лицу может любой дурак – но только ты умудряешься получить за это орден, а не плаху и топор.
Бертрам очень серьезно покачал головой.
– Ударить, безусловно, может любой дурак. Но вот выбрать для этого правильный момент способен далеко не каждый.
Длительная стоянка армии под Стетхоллом имела, как обычно это бывает, и хорошие, и дурные последствия. С одной стороны, солдаты получили возможность как следует отдохнуть, и это резко улучшило настроение среди как рядовых, так и командования. Однако по той же самой причине дисциплина неизбежно страдала. Все чаще солдаты уходили в самоволку, все больше было случаев пьянства, драк и разгулов. Поэтому никто особенно не удивился, когда на окраине лагеря одним вечером появился передвижной бордель.