Дракон, который меня похитил
Шрифт:
— Я же просил не шевелиться, — сквозь зубы прошипел Габриэль, отодвигаясь на пару дюймов, будто это могло спасти нас.
— Хотела убедиться, что вы в порядке… — шепнула я.
— Я не в порядке, — ответил он.
Мы снова замолчали.
— Может поговорим о чём-то отвлечённом?
— Хр-х, — неопределённо выдохнул Габриэль, и я приняла это за согласие.
— Мне полегчало, и…
— А мне нет.
— М-м… — на самом деле мне тоже не полегчало.
Простуда быть
Голос по моему мнению звучал совершенно спокойно, а что слышал Габриэль я не знала.
Я невероятно сильно хотела спуститься к нему. Прямо сейчас. Прижаться покрепче, поцеловать.
Это мучило так, будто кто-то ввёл мне хитроумное зелье в кровь…
Зелье!
— Это всё ваша чёртова связь? Она далает это с моим телом? Магия? — завопила я, а Габриэль тут же широко распахнул глаза и нахмурился.
— Что вы несёте, — выплюнул он. — Что ты несёшь, Турсуаза?
Сорвался с места и подполз к кровати.
Зарылся пальцами в мои волосы, сжал их и притянул мою голову к себе.
— Что ты несёшь? — рычал он, а я растерянно хлопала ресницами. — Магия? Магия это делает?
Он взял меня за руку и прижал её к своей груди. Там бешено колотилось сердце. Почему-то это было аргументом…
— Магия заставила меня отползти от тебя? Да мне было бы сейчас легче оторвать кусок себя! Руку отрубить! Это магия? Если ты не знаешь, магия делает человека безвольной куклой, если пожелает. А я держусь, видят боги, из последних сил держусь…
Он рычал, гневно глядя на меня.
— Зачем же искушаешь себя тут… со мной… — выплюнула я.
— Не могу иначе. Боюсь за тебя, дуру. При одной мысли, что ты себе навредишь — становится страшно. Я просто хочу, чтобы ты была невредима, больше всего на свете.
— Как? — зашептала я, чувствуя соль на своих губах. — Как можно это понять…
— Ты просто не видишь то, что вижу я, — покачал головой Габриэль, как будто успокоившись. Погладил моё лицо самыми кончиками пальцев, с невозможной нежностью. — Ты не видишь эту прекрасную женщину. Невероятно прекрасную, с невероятными глазами…
— У всех цыган такие глаза, — усмехнулась я. — У всех такие волосы и такая кожа.
Габриэль покачал головой.
— Ты не видишь это невероятно доброе и жертвенное сердце. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Ты не видишь эти полные тоски глаза. У всех такие? Это хочешь сказать? Ты не видишь эту улыбку, не слышишь этот смех. Истинная связь или нет… но я год прожил на том, что просто за тобой наблюдал. Я на грани, Тур.
— Почему ты не говорил со мной… расскажи мне всё. Всю правду, Габриэль…
Я впервые вслух назвала его по имени. Не мысленно в виде тигрицы, не про себя. Я произнесла имя, и его тело дрогнуло. Протянула руку и тоже коснулась его волос. Теперь мы сидели, вцепившись друг в друга, словно сумасшедшие влюблённые и говорили очень-очень тихо.
— Нельзя, — ответил он, потревожив мою воспалённую кожу на губах.
— Почему? Расскажи…
— Я и рассказываю. Нельзя мне было с тобой говорить. У меня только семь дней, после раскола хребта, чтобы ты меня полюбила, — его голос хрипел.
— А к чему те сны?..
— Триста дней… на то, чтобы ты меня дождалась, не зная, что я существую. Если бы за триста дней ты вышла замуж или кому-то отдалась… всё бы закончилось. Сны прекратились.
— А мои чувства ничего не значат?
Он посмотрел на меня лукаво, но я видела во взгляде боль. Или тоску, о которой он твердил?
— Твои чувства… ты в них уверена? Ты точно знаешь, что это любовь? Что не благодарность, не помешательство.
— А ты точно…
— О, я знаю, что ты — моё помешательство. Моя звезда, как говорят одержимые морем моряки. Я не бегу от себя, я знаю, что ты — моя настоящая, единственная судьба.
— А если я тебя не полюблю? — я вцепилась в его руки, что всё ещё путались в моих волосах, села на кровать, он сел рядом. Мы касались друг друга коленями и в этих местах будто вспыхивали крошечные обжигающие угольки.
Я и вправду верю, что возможна любовь? Или всё ещё пьяна...
— Габриэль! — отчаянно поторопила его. — Что если я тебя не полюблю!?
Драконова жизнь, к сожаленью, не вечна.
Не вечней, чем жизнь девицы простой.
В руках у неё не любовь. Бесконечность.
В руках у дракона — вечный Покой.
— Там ещё было что-то про боль… я дарую тебе боль. О чём это? Какие два сердца? Мне нужно отказаться от тигрицы? Или…
Эмилиэн…
Я отпрянула от Габриэля, прижав руки к губам.
— Я должна отказаться от него или от тебя, — голос сел.
Габриэль выпрямился, расправил плечи, размял шею.
— Я пойду. Тебя позовут к завтраку. Попрошу, чтобы тебе приготовили ванну, восстанавливающую силы.
Он встал и пошёл к двери.
— Стой! — я бросилась следом, превозмогая головокружение. — Стой же!
— Турсуаза. Я не стану тебе отвечать, — он махнул на меня рукой.
— Стой, кому сказала!
Уж не знаю откуда во мне столько силы, но я даже топнула ногой и в два счёта добралась до Габриэля, для верности, повиснув на его шее. Всё бы сейчас отдала за то, чтобы увидеть его лицо, но увы, могла только прижаться грудью к его спине и удержать на месте.
— Стой же, — шепнула, уткнувшись носом ему между лопаток. — Стой…