Дракон не спит никогда
Шрифт:
Валерена носила фамилию Трегессер. И у нее было двенадцать часов, чтобы овладеть собой. Она была Трегессер. Когда ярость Трегессера доходит до температуры расплавленного свинца, она превращается в холодное твердое золото. И в этом состоянии Трегессеры наиболее опасны.
Это состояние овладело Валереной, когда она шла через наземный выход к Пилону, а Блаженный тащился за ней со своим неизменным калейдоскопом. Она тщательно и бесстрастно исследовала свое положение, и самое мягкое слово, которым его можно было назвать, –
Без надежды на выгоду и с очень малой надеждой спасти хоть что-нибудь она выбрала курс, который должен был удивить Лупо. Почти мистическая покорность – решение не защищаться, не спорить, даже не участвовать.
Наземный этаж Пилона был построен широко и открыто и покрыт живым охряным ковром, жившим на упавшем и пролитом, хотя когда народу бывало мало, служители спрыскивали его водой и рыбьим кормом. Передвижные центры подачи напитков странствовали между островами и архипелагами мебели, их операторы раздавали хорошее настроение и приятное забытье.
Обитателей Пилона сюда пускали охотно. Симон Трегессер хотел, чтобы все знали, какой он демократ. Здесь ничтожный техник мог веселиться вместе со своим начальником, разряжая вековой конфликт труда и управления.
Валерена фыркнула.
Дерьмо. Все дерьмо, одно только дерьмо, и ничего, кроме дерьма. Уловка для обдуривания работников. И никого при этом не обдуривающая.
Между островами стояли несчетные трофеи охотничьих триумфов Трегессера. Каталки с напитками с трудом маневрировали между ними даже в этот час. Но за напитки платил Дом. Одна из мелких приятностей работы на Симона Трегессера.
– Вон Лупо со своей подругой, – сказал Блаженный. Валерена оглянулась. Они встретились бы за несколько метров до входа в лифт, где какая-то группа восхищенно ахала у нового экспоната…
Это был биоробот Ной, выделанный и смонтированный, похожий на что-то из мифологии.
– Очень разумно, Лупо, – сказал Блаженный. – Даже классно, при такой быстрой подмене деда.
– Бывает, что приходится делать то, что хочет противник, – ответил Лупо. – Но тогда делай это в удобный тебе момент.
– А кто твоя подруга?
– Ты и сам вчера очень разумно поступил, – сказал Провик.
– Я думаю, матушка наконец воспримет твой совет насчет выжидания.
В лифт они вошли группой.
– Приятно слышать. Если у нее хватит терпения подождать, чем кончится дело в тупике.
На окружающих стенах вились поднимающиеся фрески. Но Блаженный смотрел на спутницу Провика.
– Меня зовут Блаженный Трегессер. А вас?
Женщина только улыбнулась.
– Ты умен, Блаженный, – сказал Лупо, – но выбрось это из головы. Тебе недостает опыта и утонченности.
Голова юноши дернулась в сторону матери на миллиметр.
Валерена не обращала на него внимания, но теперь снова взглянула. Эту ремарку она засекла. Умненький Блаженный! Неужели он несколькими словами все развалил?
Лупо осторожно предупреждал мальчика не совать свой нос. Он дважды об этом забыл. Ох уж эта неуклюжесть молодости!
Но если мальчик… Нет. Если он это сделал, то он больше не мальчик.
Лупо, улыбаясь, глядел на нее через плечо Блаженного. Потом вышел из лифта. Они поднялись туда, куда доходил этот лифт. Теперь нужно было пройти первый барьер безопасности. Спутница Лупо пошла за ним. Оба приложили ладонь к ридеру и прошли. Каждый пройденный барьер давал еще крупицу данных о ее месте в замысле Лупо.
Валерена вышла из лифта последней. Когда Блаженный приложил ладонь к ридеру, Валерена резко выдернула у него из подмышки калейдоскоп и пробежала по нему пальцами.
– Умненький, умненький Блаженный, – сказала она и бросила калейдоскоп в мусорную корзину рядом с постом офицера безопасности. – Непослушненький Блаженный. Мамочке, оказывается, надо помнить, что ты уже большой мальчик, да?
33
Сирены завывали, как только что осиротевшие дети. Монотонно гудел голос компьютера:
– На палубе «Б» произошел взрыв. Пассажиров просят оставаться в каютах. Опасности нет. Целостность корпуса сохранена. Ремонтные партии приступили к работе.
Снова и снова.
Холодный воздух пошевелил прядь волос, упавшую Джо на щеку. Джо приоткрыла глаза и подумала: «Я еще жива». Это казалось абсурдным.
Ну и разгром! Рваные металл и пластик, покоробленные, сплавленные и сбитые в гротескные скульптуры жаром и взрывом. Но повреждений структуры не было. Дом Магеллан строил остовы кораблей на столетия.
Воздух был холодным и свежим до дрожи. Продукты взрыва были удалены. Но пахло паленым волосом.
Кожа выглядела как обваренная. И по ощущению – тоже. Ожог вспышкой.
– Ой! – простонала Джо, коснувшись головы. Волосы остались только там, где она прикрыла руками голову. Ну и вид у нее должен быть!
– Ты не ранена, Джо?
Хагет поднялся в позу лотоса. Или вроде того. Очень смешно.
Джо слабо хихикнула.
– Ага. Выдержала.
Она подобрала ноги и поползла, морщась от боли, к Вайде, который лежал метрах в трех от нее в луже крови.
– Капитан-лейтенант, у нас проблема. У него перерезана артерия на левой руке. Цвет кожи тревожный. Пульс и дыхание тоже.
– Где же эти чертовы штатские? Где ремонтная партия?
– Им хватает работы подавлять панику среди пассажиров. Найдите кого-нибудь. Я пока наложу жгут.
Хагет пополз по коридору, вскрикивая и тихо ругаясь. Джо не удержалась.
– Достоинство, третий вахтмастер! Все надо делать с достоинством.
Черт его побери, если он не поднялся на задние ноги и не поплелся, шатаясь и держась рукой за переборку!