Дракон Нерождённый
Шрифт:
– Трудное взросление?
– Что? Нет! Я была паинькой! Но мой па рунный кузнец, он владеет частью Ремесла, которая никогда не должна покинуть гномий род. Дочерью признал меня он, но не все гномы, так что Палата долгое время настаивала на том, чтобы старик передумал. К счастью, лучшие всем нужны, так что он отстоял наше родство, поклявшись на бороде Туландара, что не станет учить меня, как учил братьев.
– И как вы это пережили?
– Прекрасно! Я была маленькой и во всём хотела походить на маму, а она – женщина вполне традиционных порядков: очаг, семья, честь рода. Так было до семи лет.
Жрица
– И что случилось тогда?
– Дар проявился, что ж ещё. Среди людей его заметили бы много раньше, однако, гномы не чувствуют магию, а я старалась быть тихой мышкой. Когда же магии не уделяют внимание, она становится настойчивой и заявляет о себе. Тот выброс сырой гурханы развалил половину дома. Городские власти готовы были убить меня на месте, – так перепугались.
– Но не убили.
– Отец в обиду не дал, но послал учиться в Хрустальную Арку. Это школа волшебства королевства Бреоника. Приёмная комиссия едва не завернула меня, лишь увидев, ибо начинать обучение следует, самое позднее, с шести лет. По счастью, госпожа директор дала шанс, и вот она я, десятилетиями позже, девчонка по меркам волшебников, но уже признанный мастер. Работать с рунами отец не учил, ибо клятва Туландару свята, но в артефакторике я гений, даже в Безумную Галантерею попала.
На очередной бутылке пива была сломана печать, Самшит отказалась от предложения, и волшебница сделала хороший глоток.
– Я рада, что мы встретились. С ним. Не знаю, куда поведёт Кельвина судьба, но… если в конце этого пути будет гибель, хочется знать, что мы расстались друзьями.
– Шираэн…
– Не спрашиваю, что за цель движет вами, преподобная мать, но он заплатил большую цену ради её достижения. И заплатит ещё больше, потому что такой уж он человек, – если что решил, то непременно сделает. Даже не ради цели, ради вас. Уверена, что вы тоже цените это.
– Очень ценю.
Волшебница поднялась. Они сказали друг другу всё, что имели, и даже прощаться было необязательно. Тем не менее, Самшит положила руку на плечо Ширы.
– Постойте. Мне… тяжело сейчас, потому что я не ослеплена верой и понимаю, как на меня… на таких как я смотрят иноверцы. И всё же, поделюсь с вами откровением, которое наверняка пропадёт втуне. Кельвин помогает мне осуществить божественное предназначение. Комета…
– Та, которая уже почти двадцать лет чертит в небе?
– Да. Скоро она достигнет мира, и тогда жизнь, какой мы её знаем, закончится. Моя цель обеспечить, чтобы хоть немногие верные истинному богу спаслись, а для этого нужно завершить миссию.
Самшит получила ровно то, на что рассчитывала, – бесцветный взгляд, твёрдый и непробиваемый как крепостная стена. Именно так неверующие встречали первые слова непрошенной проповеди. Чтобы преодолеть эту стену требовалось терпение, время и сила духа. Времени у жрицы не было.
– Вы хороший человек, невзирая даже на то, что Элрог не благоволит магии. Поэтому, говорю вам: забирайте всех, кого любите, и отправляйтесь на юг, на остров Балгабар, в священный город Ур-Лагаш. Туда я вернусь вместе с мессией, и оттуда он поведёт нас в убежище. Возможно, вы тоже спасётесь.
Шираэн убрала вороную прядь со лба, отвела взгляд, будто пряча от Верховной матери свои мысли, и наконец спросила:
– Кельвин в это верит?
– Верю я, а он верит в меня.
Больше ничего не говоря и не прощаясь, волшебница оставила Самшит наедине с мыслями о грядущем.
Глава 1
День 10 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, о. Ладосар.
Райла Балекас лежала на ковре в гостиной, укрытая одеялом. Дышала глубоко и спокойно, сны не тревожили её. Рядом, на коленях сидел Обадайя, следивший за состоянием гостьи через чары; стояла в сторонке мрачная Улва.
Майрон Синда ходил из стороны в сторону возле окна, злой как мантикора, и вёл в голове яростный спор. То был огромный человек могучего сложения, обладавший повадками воина и твёрдым, невыразительным лицом. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками метали молнии, а по седой косе змеилась единственная чёрная прядь.
Оби отвлёкся от спящей и украдкой бросил на него взгляд. Юноша очень жалел учителя; много событий произошло единовременно, привычная жизнь пошла кувырком и следовало ждать понятной реакции, – взрывного гнева. К счастью, пока что седовласый держал себя в руках.
– Величайший маг современности приказывает мне явиться. Причём обещает ответы, – тихо проговаривал мысли Майрон. – Лет десять назад я б руку отдал за это, а сейчас? Они мне ещё нужны? Подчиниться или бежать? Он нашёл меня уже, значит найдёт ещё раз. Или нет? Это ведь она его навела, а без неё, кто знает, может, и не нашёл бы…
Наконец он остановился, замер, сжав пальцами подбородок; сосредоточенный взгляд стремился в пустоту. Улва привлекла к себе внимание Оби и жестом задала вопрос. Пожимание плечами стало ей ответом. Мужчина вдруг сорвался с места и широко зашагал к себе в кабинет.
– Кажется, он решил, – тихо сказал юноша.
Майрон оказался среди трофеев, воспоминаний, массы важных вещей и безделиц. Многого брать не следовало, только необходимое: плащ, скрывающий ауру владельца; огненный меч по имени Светоч Гнева; экстрамерную флягу, полную мандрагорового дистиллята; трубку да кисет, – куда же без них; и, пожалуй, обычный нож. Никогда не следует покидать дом, не имея ножа. Он надел кожаную куртку, сунул Светоч Гнева в правый рукав, где уже была магнитная пластинка, прикрепил кобуру с пистолетом к поясу сзади; флягу повесил сбоку, кисет и трубку рассовал по внутренним карманам плаща, а нож повесил на ремень, перекинутый через грудь. Готовый было уйти, бывший волшебник огляделся, подумал, и быстро коснулся шкатулки белого мрамора, что стояла у него на столе. Та потеряла форму и превратилась в широкополую шляпу с пером, затем в треуголку, в шлем, и, наконец, прилипла к воротнику плаща, став капюшоном.