Дракон Нерождённый
Шрифт:
Так и двигался он на восток, то приближаясь к земле, то забирая севернее. Остались позади берега графств Каребекланд и Фаэронхилл, Орнфолк; а ближе к концу дня юноша достиг города Тальдебон, что стоял в пределах виконтстрва Селия. Эти земли были самыми северными в Ривене, их хозяева, благородный дом Орли, славился древними морскими традициями.
О Тальдебоне рассказывал учитель, – из этого большого порта он когда-то поплыл на северные
Обадайя не отказался бы посмотреть на порт изнутри, но соваться в предел городских стен, разумеется, не стал. Вместо этого он приземлился и оставил торгаста в небольшой каштановой рощице близ границы предместий.
– Ты ведь подождёшь меня, верно? – спросил волшебник, поглаживая скакуна по шее.
Присев на корточки, он достал из сумки три кошеля, в каждом было насыпано премного монет: медных, серебряных, золотых. Когда учитель решил отослать его, собрал в путь целое состояние. Он хотел, чтобы Обадайя не только добрался до Академии Ривена, но и жил потом ни в чём себе не отказывая. Сам-то Майрон в годы обучения был беднее церковной мыши.
Отобрав серебряных и медных монет различного достоинства, решив не прикасаться к золоту, Оби пересыпал деньги в поясной кошель и закрыл сумку. Вскоре он уже топал по дороге в лучах красного закатного солнца. Длинная тень струилась из-под ног, а в голове звучала незатейливая мелодия. Юноша слегка волновался, – он не был в Вестеррайхе с того дня, как переселился на остров.
Сначала по сторонам от дороги встречались только небольшие фермы, окружённые полями и загонами. Чем ближе к городу он подбирался, тем больше становилось домов, появлялись улочки и улицы. Немногие, обращавшие внимание на одинокого путника дивились тому, что шёл он один, пешком, да ещё и выглядел слишком чистым.
Принадлежа большому порту, предместья Тальдебона содержали множество интересного: Оби успел увидеть торжище, пока оно не закрылось, прошёлся мимо литейных цехов, где отливали пушки, затем видел мануфактуры, создававшие парусину и пеньку; плотницкие мастерские и судоверфи у самой воды; целые улицы и районы предместий принадлежали цехам красильщиков, производившим дорогую цветную ткань.
Он разрешил себе побыть жадным, потому что хотел увидеть, как можно больше до наступления полной темноты, ходил быстро, озирался часто. Людей вокруг было много, все куда-то спешили, шумели, работали, поглядывая на небо. Всё это немного опьяняло. Наконец, юноша заметил над черепичными крышами каменную башню с колоколом и символом Святого Костра. Храм.
Сердце повлекло его в обитель Бога, где Оби собирался просить приюта на ночь, однако, церковь оказалась закрыта. Удивлённый, маг даже несколько раз постучался в двери, но без толку.
– Ступай с миром, добрый человек, – прокашляли сбоку, – храм закрыт.
– Дом Божий не может быть закрыт, – ответил юноша, поворачиваясь.
Под стеной сидел старик, которого он сразу не заметил в темноте. Грязный, укутанный в обноски, тот держал в руке миску с отбитыми краями и глазел парой бельм.
– Скажи это нашему святому отцу, дружок. Он уже дня три как заперся и ни единой службы не провёл. Люди тревожатся.
– Никто не пытался узнать…
– Я сижу здесь с утра до ночи, а сплю в сарае, тут же, на кладбище. Так вот, по ночам слышится мне из церкви… всякое.
– Например? – Оби подошёл к нищему.
– Не знаю, звуки. У меня ухо поострее, чем у многих будет, и я один это слышу, больше никт… – Слепец чихнул и стал утирать нос грязным рукавом. – Эх, опять осень, все кости ломит. Дай боже не пережить грядущую зиму, устал я уже от всего…
– Не говори так.
Одинокая монета упала в миску.
– Ушам не верю, это что же, полновесный серебряный ирен? Простите милорд, не сообразил я, что вы из господ!
Оби почувствовал, будто его макушки коснулись чьи-то пальцы, нестерпимо горячие, но не приносящие мучений. Голова наполнилась образами и знаниями, которых не было прежде.
– Не пропивай. Купи тёплой одежды, питайся как следует и встретишь ещё одну весну. Ещё… коль истинно веруешь в Господа нашего Кузнеца, прозреешь тот же час.
Юноша зашагал дальше по улице, а нищий остался сидеть под стеной с открытым ртом и широко распахнутыми зрячими глазами.
Совсем стемнело, предместья засыпали, гасли окна. Ноги привели Обадайю к большой таверне; двери были гостеприимно распахнуты, несколько пьяных шатались поблизости, вывеска гласила: «Ломми Зелёные Руки».
Мальчик осторожно сунулся внутрь, но кто-то, спешивший в тепло, втолкнул и его тоже.
Общий зал был велик и полон народу, имел второй ярус по кругу; люди, гномы, гоблины и даже невысоклики сидели за столами, вдоль стойки. Посередине находилась большая каменная чаша, в которой горел костёр, а по кругу на железных подставках были распяты освежёванные свиные и бараньи туши.
Оби присел на краю длинного стола.
– Чего желаешь, милый? – спросила высокая женщина, появившаяся рядом.
Её руки от кончиков пальцев по локоть отдавали зеленью, светлая прядь выбилась из-под чепца, а пропотевшая сорочка липла к груди, притягивая взгляды со многих столов. Но сама женщина смотрела только на Оби, причём весьма благосклонно, её ноздри заметно трепетали.
– Подкрепить силы, добрая госпожа. Мне-бы чего-нибудь… без мяса.
– Болеешь, милый?
– Нет, просто… я дал обет.
Светлые брови приподнялись, интереса во взгляде женщины стало больше.
– Пилигрим?
– Да. – Он не любил лгать, но в этот раз и не пришлось, – в некотором роде Обадайя был настоящим пилигримом.
– У нас есть ещё рагу на постном масле, – овощное. Ты продрог поди, на улице слякоть, принесу тебе грога.
– Не стоит…
– Сиди, милый, сиди, – она ушла, по дороге давая указания другим разносчицам, передала кому-то поднос, зашла за барную стойку.
Оби ждал, а заодно и замечал, что у многих посетителей были разноцветные руки. Вероятно, блуждая, он вернулся во владения цеха красильщиков. Доносились обрывки разговоров: купцов заботило подорожание хлеба; охранники вспоминали, сколько раз им пришлось отбиваться от тварей ночи, пока вели торговый поезд; моряки описывали кровавую размолвку и войну, что началась промеж королей Стигги и Эриге за Седым морем. И совершенно всех заботила весть о вспышке катормарского мора на востоке Вестеррайха.