Дракон всегда прав
Шрифт:
За окном прозвучала сирена. Мирза вскочил, метнулся в прихожую, приложил ухо к двери. Тишина.
– Почему мы не как эти твари? Почему нет у нас их слуха? Тише, бабка, не шуми.
Но бабка была глуховатой. Она прошаркала до двери:
– Ты чего там, сынок, говоришь?
– Тише, бабка! – его глаза бешено сверкнули.
Старушка впала в ступор. Какой-то чужак, которого она по доброте сердечной приютила, на неё поднял голос, да ещё и в её собственной квартире. Старушке было уже столько лет, когда перестают бояться даже собственную смерть.
–
Мирза, застыв около двери, растерялся.
– Прости, бабка, прости! Не выгоняй. Мне некуда идти. Понимаешь, бабка, они поймают меня. Они не умеют прощать. Это же звери!
Как не вовремя зазвонил телефон. Мирза, обогнав бабку, схватил его:
– Бабка, иди в комнату. Я уйду. Утром уйду.
Из кухни потянулся запах гари. Засвистела противодымная сигнализация. С потолка полилась вода.
Мирза, обезумев, метался из одного угла в другой. Он хватался то за нож, то за кухонный молоточек, то за разделочную доску. Плитка дымилась. Сигнализация ревела. Вода лилась. В дверь забарабанили: «Макариха, открывай! Что там у тебя?»
– Не дамся им живым, не дамся! Не на того напали. Радик, сынок, я ради тебя! Будь ты проклята, Роза! – слова сыпались, как горох из дырявого мешка.
Бабка, старясь не задевать обезумевшего мужчину, на цыпочках пробиралась к плите. Надо было срочно убрать злополучную сковороду и проветрить кухню. Хорошо, что вода с пола сразу всасывалась в канализационные канавки, расположенные под плинтусами.
Шум за дверью на какой-то миг смолк. За окном послышался скрип шин.
– Мирза, мы предлагаем вам сдаться добровольно. Откройте дверь. Встаньте напротив с поднятыми руками, – раздалось из-за двери.
Мужчина метнулся к окну, но в тот же миг яркий луч прошёл сквозь незатейливые занавески и устроился жёлтым блином на стене. Боковым зрением он увидел, как старушка схватилась обеими руками за сковороду. Что это было: инстинкт самосохранения? Рефлекс?
Он словно видел себя со стороны в замедленной съёмке. Рука, сжатая в кулак, на скорости полетела в старую женщину. Кулак врезается в сковороду. Сковорода ударяет по лицу. Голова женщины резко подаётся назад, ударяясь затылком о дверную ручку-столбик. Женщина, постояв с секунду, начинает сползать, очерчивая свой путь кровавым следом.
Мирза посмотрел на свою горящую руку. Он не чувствовал боли. Потом перевёл взгляд на старушку. Снова на руку. Он не слышал рупора. Не видел прожекторов. Миг застыл и превратился в вечность. Медленно, словно ноги были из каучука, он опустился на колени, провёл рукой по лицу женщины.
– Бабка, ты чего, бабка? Вставай давай, слышишь, бабка! Не делай из меня убийцу, бабка! Ну, милая, ты же как мать? – слова путались с рыданиями. Слёзы застилали глаза. Он поднял её голову, нащупал трещину. Потом поднёс к глазам свою ладонь, окрашенную в ярко-красный цвет. – Бабка, ты не шути так. Как же так? Ты спасла меня, а я... Бабка, слышишь меня, бабка, миленькая, ну пожалуйста! – бормотал он.
В
– Мирза, мы предлагаем вам сдаться! – раздаётся уже из прихожей.
На кухню влетает боец в камуфляже так же быстро, как и нож входит под ребро. То ли от страха, то ли от желания бежать, а может, за помощью, Мирза бросился в объятия бойца.
Лезвие, не успев выпасть из неглубокой раны, под углом проникло в лёгкое.
В маленькой кухоньке нет места для спецназа. Да и врачам негде расположиться. Носилки поставили в коридоре. Бойцы пытаются уложить старушку. Её лицо безмятежно.
– Есть у неё родные? – Серж уже здесь. Он беседует с соседями.
– Макариха одинока была. Добрая. Всех бездомных кошек и собак кормила.
– А чего же дома их нет? – таких людей оборотни отмечают. Верят, что их души потом в тело двуликих переходят.
– Так старая была. Всё говорила: «Вот помру, а им каково будет? Подумают, что бросила. Стара я уже животину заводить».
Доктор суетится около Мирзы. Тот ещё дышит.
– Капитан, — он обращается к Сержу. Кто там Серж по званию – какая разница, но надо же как-то к нему обращаться. – Капитан, в себя приходит. Но не жилец. Спрашивайте что надо, если успеете.
Серж отпускает свидетелей. Склоняется над Мирзой.
– Ты слышишь меня, Мирза, ты слышишь? Где Маша?
– Я не… — еле слышно шевелит губами Мирза.
– Мирза, успокойся. Радика не дали кастрировать. С ним всё хорошо. Тебе надо жить ради сына.
– Я не… Машу… – слова даются с трудом.
– Мы знаем, что ты не похищал Машу. Ты видел, куда она делать? Видео с камер уничтожено. Где Маша?
– Запа… Радик, прости… — голова безжизненно поворачивается в сторону. На лице застывает счастливая улыбка. Наверно, радость за сына.
4. На абордаж
Мерно тикают ходики: скрип-скрип, скрип-скрип. Какой странный звук у этих ходиков. Мягко качается колыбель. Верно, это мама её качает. Или папа? Голос знакомый, убаюкивающий, успокаивающий, подавляющий, направляющий. В общем, властный, от которого внутренности сжимаются в пружину и сразу хочется всё наперекор сделать, чтобы нервы пощекотать.
«Спи, моя девочка, спи. Уже всё позади. Опасность миновала».
«Алекс?»
Сквозь забытьё всплыло это имя. Почему Алекс? Разве папа — Алекс? Нет, папа не Алекс и Алекс не папа. Стало смешно.
«Спи, ни о чём не беспокойся. Я с тобой».
«Алекс, ты со мной? Где ты со мной? Зачем ты так?» — мозг словно троится: одна часть за мужчину вещает, вторая ему отвечает, а третья анализирует. Так и свихнуться недолго.
«Спи, моя девочка, уже всё позади. Ты будешь жить, ты справилась».
«Я ненавижу тебя! Ты разрушил мою жизнь».
«Я создам новую. Всё позади. Спи. Ничего не бойся».
«Урод бескрылый, мне надо домой».
«Не ругайся, дорогая. Я обязательно заберу тебя, спи».