Дракон
Шрифт:
«Брат, — начал Балидор, резко прищёлкнув языком. Из света видящего Адипана сочилось раздражение. — Брат… нет. Похоже, что в сети Дренгов в целом ничего не изменилось, — когда Ревик ничего не сказал, мысли Балидора сделались предостерегающими. — Брат, мы обсуждаем то, что это может значить…»
«Что это значит? — перебил Ревик. Он невесело фыркнул, чувствуя, как раздражение и злость нарастают в его свете. Он крепче обнял Элли. — Мы уже знаем, что это значит,
«Брат, прошу, — в мыслях Балидора сохранялось предостережение. — Пожалуйста, не обдумывай ничего радикального в данный момент. Мы обсудили несколько различных сценариев вдобавок к охоте на видящих Сети. Мы не слепы и видим безотлагательность нашего положения. Я понимаю, почему ты беспокоишься, учитывая случившееся на той лодочной станции…»
«Нет уж, не думаю, что ты понимаешь», — перебил Ревик.
Он посмотрел на две головы, покоившиеся на его торсе, и прикусил губу, стараясь думать.
Элли права. Они не могли убить Менлима.
Это значит, что Лили по-прежнему уязвима перед ним.
Более того, сам Ревик представлял угрозу для всех них. Если в его свете и разуме действительно имелась «лазейка», как выразился Териан (и Менлим практически доказал это на лодочной станции), его вообще нельзя впускать в конструкцию и позволять заниматься безопасностью.
Им надо контролировать информацию, к которой ему даётся допуск.
Им надо ограничивать его знания об операциях.
«Племянник, — предостерегла Тарси. — Адипан Балидор прав. Сейчас не время действовать поспешно, как бы ты ни беспокоился о безопасности своей семьи. Мы всё ещё не знаем, что это значит, а также как сильно и каким образом он скомпрометировал твой свет. Возможно, он способен делать это лишь на протяжении краткого периода времени, и ему надо присутствовать рядом с тобой во плоти, чтобы спровоцировать такую реакцию. Это существенно ограничивает его возможность использовать это против тебя».
Ревик кивнул. Один раз, в манере видящих.
Однако это был не совсем ответ.
Он согласился в теории.
В то же время его разум обдумывал эту реальность, и что это значило в свете настоящей атаки на Тень.
«Он потерпел неудачу, племянник, — добавила Тарси. — Помни об этом. Он раскрыл свои карты, думая, что это приведет к смерти Моста и концу войны. Он провалился. Это немало. Несомненно, он намеревался использовать эту лазейку как последнее оружие. Он знает, что теперь мы сделаем всё возможное, чтобы убрать этого червя из твоего света».
«А если вы не сможете?» — горько послал Ревик.
«Всё, что куда-то поставили, можно оттуда убрать», — твёрдо послал Балидор.
Ревик не ответил. В теории он соглашался с другим мужчиной, но понимал, что в реальности зачастую всё не так просто. Сломанные вещи не всегда можно починить, а если и можно, то время их заживления может оказаться куда более долгим, чем то, что у них имеется.
Таким долгим, что они попросту не выживут.
Он посмотрел на темноволосые головы на своей груди и нахмурился, пока в его свете метались противоборствующие импульсы любви и страха, отчего в горле вставал ком, а сердце болело.
Одно он знал наверняка.
Это не может повториться.
И это не повторится.
Даже если ему придется перерезать собственное горло.
Глава 2. Девять месяцев и пятнадцать дней назад
— Мы знали, что это случится. Мы это видели, — пробормотал он.
Не раздумывая, я ответила ему.
— Так мы будем знать, что всё будет хорошо, — сказала я. — В конце концов, всё будет хорошо.
Я умолкла, затем резко посмотрела на него.
Встретившись с ним взглядом, я сглотнула. Тёмное, дурное предчувствие быстро затопило моё нутро, словно что-то пинало меня там и заставляло кровоточить изнутри.
Это чувство было страхом.
Этот резкий укол дежавю, вызванный нашими репликами, лишь усилил боязнь. Но на самом деле это не дежавю, а воспоминание. Дар/проклятье видящих делало меня абсолютно уверенной в том, что это воспоминание.
Ночь нашей свадьбы. Торты Тарси.
Мы с Ревиком сказали друг другу эти самые слова, когда вместе смотрели в наше будущее под действием тех чокнутых тортов, большого количества вина и недостаточного количества секса.
Само видение оставалось туманным, но я с поразительной ясностью помнила ощущение. Я помнила любовь, чувство жертвы, безвыходность и необходимость сделать нечто радикальное, что может наконец-то накренить чашу весов в нашу сторону.
Этот момент резонировал с тем. Он резонировал слишком сильно, заставляя меня видеть пересечение нитей времени, образующее ту же развилку дороги.
Я глянула на диван, где спала Лили.
Мы находились в том, что раньше было её четвертью резервуара на меньшем корабле; мы были втроём. Мы пришли сюда, потому что Ревик хотел поговорить в уединении от основной конструкции, составить план, а также потому, что он не хотел находиться в присутствии Лили там, где Менлим мог подобраться к его свету.
Он боялся, что может навредить ей.
Он боялся, что может навредить мне.
Одна маленькая ручка согнута под темноволосой головой. Её прозрачные глаза с зеленой каёмкой сейчас были закрыты, обрамлены тёмными ресницами, а личико уже казалось более худым. Я почти бесстрастно изучала её в те несколько секунд, глядя так, как никогда не могла смотреть во время её бодрствования.
Она вновь показалась мне подросшей.
Она утратила часть той детской пухлости, которой обладала, кажется, всего несколько недель назад — та самая милая пухлость с ямочками на щёчках, которая постоянно вызывала желание потискать её. Она так быстро избавлялась от этого слоя пухлости, даже быстрее, чем человеческие дети. Эта потеря заставляла её выглядеть старше; её внешность по-прежнему была детской, но уже в той манере, которая наводит на мысли о маленькой девочке, а не о карапузе.