Драконам слова не давали!
Шрифт:
Лучше всех себя чувствует Илья. Вот уж кому не нужно ни приспосабливаться, ни адаптироваться — вливается сходу в любые разговоры, хоть профессиональные, хоть в «споры ни о чём».
— Сталлоне? — ржёт он, толкая в татуированное предплечье своего дружка Дрона. — Чё, они в натуре тебя так зовут, и ты терпишь?
Дрон только хлопает бездонно-голубыми глазами и пожимает плечами. Теперь я знаю: местного программиста и сисадмина зовут Андрей Сталь. Странно, но я почти всех их заочно выучил поимённо. И кто чем дышит — тоже. А ещё страннее, что они перестали быть для меня
Неожиданно взгляд мой цепляется за руку брата, что небрежно лежит на спинке стула, где сидит Лунина. Его длинная кисть нависает над её плечом. Пальцы прикасаются к малиновой кофточке. Он что-то шепчет Нике на ухо, девушка улыбается, а я понимаю: настроение у меня испортилось. Снова.
Больше не увлекают разговоры. Я только сижу и слежу, как Илья очаровывает простушку. Как розовеет её щёчка. Как она взмахивает густыми ресницами и смеётся над какой-то его шуткой. Они словно отгородились от всего мира, сидят среди толпы, обособившись. Общаются о чём-то своём, выпав из общего разговора.
Незаметно поглядываю на часы. Несколько минут — и обеденный перерыв закончится. Выгоню паршивца в шею — и всё наладится. Что наладится, додумать не успеваю. Илья вскакивает на ноги. У него словно пружины на кроссовках. Вечный энерджайзер. Этим они неуловимо похожи с меньшим Драконовым. Вот же. А я вчера подумал, что шило в заднице досталось Ваньке от матери.
Илья хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.
— Ребята, вы — супер! Давно я не получал столько удовольствия! — безбожно льстит он слоновнику и заслуженно ловит восхищённые взгляды. Особенно женские. Барышни плывут, как слабые мозги от жары. Они уже его любят и боготворят. — А сейчас заключительный аккорд — и по коням! Иначе господин Драконов откусит вам головы.
Ещё раз большое спасибо, брат. Если на него смотрят с поволокой в глазах, то на меня снова кидают испуганные взгляды. Илья выскальзывает из столовой, и я слышу его деловой голос. Он командует кем-то.
— Мороженое! Доставка прямо в офис за счёт заведения! — ржёт он, откровенно поддевая меня.
Напугал. Подобный детский сад мы уже проходили. С Ильёй расслабляться нельзя. Этот мерзавец вполне мог расплатиться сам, но предпочёл покуражиться над старшим братом.
Достаю портмоне и даю банкноты мальчишке-курьеру, пока за спиной бурно радуются спорят, кому какое мороженое достанется. Илья явно постарался им угодить: заказал все сорта, полагая, видимо, что их вкусы разнятся, как и разнокалиберные чашки.
Я оборачиваюсь и ловлю лучи счастья. Они смотрят на меня с благодарностью. Как дети, ей-богу. Чувствую себя донельзя глупо.
— Ника, ты какое мороженое любишь? — воркует братец. — Правда, тут уже не такой большой выбор остался.
— Любое. Я буду любое, — соглашается она великодушно на что попало, лишь бы — зуб даю, что это так, — никого не ущемить. А затем поворачивается ко мне и, хлопая пушистыми ресницами и сияя добрыми-добрыми глазами,
20. Ника
Никто не ожидал от Дракона подобного поступка. Надо же: позаботился, решил проявить щедрость. Не просто пришёл полюбоваться на коллектив, но и сделал красивый жест.
На какой-то миг меня накрыла всеобщая эйфория. Я забыла, кто он. Не захотела вспоминать, о чём толковала Крыска. Может, всё не так? — мелькнула шальная мысль. Может, он передумал или вот-вот передумает?
— А вы какое хотите, Дмитрий Иванович? — почему-то захотелось сделать для него что-нибудь приятное, раз уж он порадовал всех.
Драконище смотрит на меня холодным взглядом, и я вдруг понимаю, что поспешила. Но его серых глазах что-то меняется. Грозовой фронт близко. Сейчас шарахнет молния и прогремят раскаты грома. Меня снова накрывает зноем пустошей и запахом морского бриза.
— Я не люблю мороженое, — такой глубокий голос — и я проваливаюсь в него, как Алиса — в кроличью норку. — Но из ваших рук, Лунина, приму любое.
— Тогда не глядя, — нащупываю рукой яркий пакетик и протягиваю Драконищу, пытаясь не обращать внимания на подскочившее к горлу сердце.
Не могу оторваться от него. Отвести глаза — значит проиграть. Как в детстве. Он тоже не спешит. Мы так и стоим, сцепившись взглядами, как два дуэлянта. Его пальцы обжигают. Задерживаются на моих. Холод и жар — дикое сочетание, от которого хочется содрогнуться — так это ослепительно остро, что мгновенно пересыхает в горле.
— Ника, — шуршит обёртками за спиной драконовский брат, — есть крем-брюле, фисташковое и кофейное. Какое будешь?
«Любое», — хочу ответить и не могу. Слушаю, как пальцы Дракона рвут фольгу. Наверное, это красиво. У него уверенные движения. И пальцы длинные. Но я могу это только представлять, завязнув намертво в грозовых глубинах. А затем он подносит мороженое ко рту и кусает. На нижней губе тает белая капля, и я глохну от стука собственного сердца.
Илья затихает. Наверное, переводит взгляд с меня на брата. Я моргаю и отвожу глаза. Я проиграла.
— Крем-брюле, — улыбаюсь Илье. — Как раз люблю.
Что-то скользит неприятно по сознанию. Краем глаза замечаю застывшую посреди конференц-зала Ксению. Ненависть. Лёд с ядом. Она прикрывает глаза и быстро овладевает собой. Мгновенное преображение. Я даже пытаюсь убедить себя, что мне показалось. Но это не в первый раз, так что нет причин надевать розовые очки: личная помощница не раз делала бросок кобры в мою сторону.
С чем связана её нелюбовь ко мне, понятия не имею. Впрочем, она почти так же относится к любой женщине, что появляется в поле её зрения. Я всегда списывала её поведение на желание лидировать и подспудно избавляться от потенциальных соперниц.
Помещение почти опустело: обеденный перерыв окончен. Народ поспешно ретировался: страшатся навлечь на себя гнев хозяина. Посиделки — слишком хрупкая связь между Драконом и нами.
— Ника, поубиваешь? — шепчет Илонка, воровато хватая оставшиеся пакетики с мороженым.