Драконьи тропы
Шрифт:
– - Это я должен спрашивать, что вы здесь, на никейской земле, делаете.
– - Какая Никея? Здесь изнорская земля!
– - Давно ли?
– - воин грозно сдвинул брови.
– - Всегда была! Отсюда до Никеи тридцать верст с лишним будет.
– - Это до Изнорья отсюда тридцать верст. А здесь никейская земля, второй раз повторяю! Поворачивай отсюда, пока третий раз не повторил!
Он сделал шаг в сторону Левко. Слева и справа лязгнуло железо, и через секунду друг напротив друга стояли два вооруженных отряда, готовые в любой миг броситься в драку.
– - Эт хак!
– - скомандовал
Левко в ответ поднял руку, останавливая свой отряд и, стараясь сохранить хладнокровие, произнес предупреждающе:
– - Нам поручено охранять изнорскую границу, и мы будем за нее сражаться. Уходите!
Старый воин с достоинством расправил плечи.
– - Здесь никейская земля! Пошел вон!
И, исчерпав все доводы, выхватил меч. Тонкий свистящий звук трущегося о ножны металла повис над ними окончательным приговором. Казалось, слышно было, как в замерзшем вдруг воздухе покрывается инеем сухая трава.
Только в одном месте в мире ковали такие мечи, которыми владельцам никогда не хотелось хвалиться. Звон этой стали был не просто напоминанием о смерти. Нет, этот звук означал, что она уже здесь.
Ну что же, что уже пришло, того не минуешь.
Левко легким широким движением вытащил свой клинок. Все, что было в его жизни до этого движения, стало прошлым, безо всякой связи с будущим, которого больше не было. И осталось только "сейчас". Поляна, вооруженные люди, никейский десятник напротив и два клинка из Тархине. И смерть, которая была так близко, что можно уже было никуда не торопиться, поскольку, собственно, уже все произошло.
Они смотрели друг на друга. В светло-серых глазах никейца ясно читалось спокойное мужество честного человека, знающего, что ценой слова может оказаться и жизнь. У бандита и захватчика не может быть таких глаз. Что-то тут было не так.
– - И четверти часа не прошло, как мы отъехали от Камышанских холмов, -- решил еще раз заговорить Левко.
– - До никейской границы еще ехать и ехать. И поляну эту я не спутаю ни с какой другой. Таких старых дубов на семь верст вокруг нигде больше не сыщешь.
– - Какие же это дубы? У тебя за спиной липы стоят. Путаешь ты что-то.
Удивление в голосе незнакомца было таким искренним, что Левко чуть было не обернулся. Еле удержался. Знаем мы, зачем так обычно говорят... Он крепко сжал рукоять меча.
– - Я помню, что у меня за спиной. Так же, как и напротив -- там три широких дуба стоят. В среднем дупло почти до самой земли. Я его ночью на ощупь узнаю. Ничего я не путаю.
Они опять молча смотрели друг на друга. Было слышно, как медленно, один за другим отваливаются с веток и падают на леденеющую землю мертвые листья.
Никеец, прищурившись, провел рукой по густым черным с проседью усам и сказал наконец:
– - Давай-ка спрячем пока мечи, сынок, да, может, и разберемся, что к чему.
И он, не торопясь, глядя в глаза парню, задвинул меч в ножны.
Левко так же, не спеша, убрал свой.
Вот так. Сейчас можно, пожалуй, и обернуться. Он отступил на два шага назад и в сторону и на всякий случай быстро повернул голову, потом взглянул на никейца и обернулся снова, а потом еще раз. Обвел взглядом всю поляну и ошарашено воззрился на противника, не понимая
Поляна, как оказалось при совместном обозрении, с одной стороны заканчивалась липами, а с другой упиралась в подножия дубов. В средней же части обе породы деревьев наличествовали в пропорции примерно один к одному. И теперь оба защитника границ, хотя и видели по-прежнему, что это очень знакомое место, ни тот, ни другой уже не стали бы клясться, что это "та самая поляна".
– - Ну?
– - повернулся к Левко никеец.
– - Ну не ну, а отсюда до Камышанских холмов всадник рысью за десять минут доедет. Никак это не может быть никейская земля.
– - Изнорская -- тоже не может. Мы тоже от Шарайской пустоши четверти часа не ехали.
Никеец смотрел на Левко недоверчиво и сердито. У Левко тоже было мрачно на душе. Не хотелось доставать меч. Может быть...
– - В конце концов, это ведь можно и проверить.
Никеец пожевал ус. Тяжелая это вещь, клинок из Тархине... Он кивнул нехотя.
– - Можно и проверить. Пусть сейчас проедутся туда и обратно по этой вот дороге, с которой вы появились, один твой человек и один мой. И двоих отправим по той, -- он показал на продолжение дороги по другую сторону поляны.
– - Через полчаса будем точно знать, на чьей мы земле.
На том и порешили. Двое отправились в сторону Изнорья, двое - к Никее. На поляне остались после этого четверо изнорцев и шестеро никейцев. Силы были неравные, и это беспокоило Левко. С другой стороны, умирать в бою пока вроде бы никто не торопился. Можно было и подождать. Ждать меж тем пришлось недолго. Едва никейский десятник выкурил трубку, как с "никейской" стороны явились те двое, которых отправили к Камышанским холмам. И не успели они, совершенно сбитые с толку, рассказать, где это они так заблудились, как с "изнорской" стороны явилась другая пара.
– - Хм, -- сказал на это никеец, подумал немного и обратился к Левко по-прежнему хмуро, но уже безо всякой злости:
– - Раз так, можно попробовать еще вот что...
Начинались уже сумерки, Люди и лошади не вымотались еще до последней крайности, но устали изрядно, и Левко был рад тому, что они до темноты успели хотя бы выбраться из леса на луговину у подножия Камышанских холмов. Здесь, в хорошо знакомом им месте, можно было и заночевать без приключений. Впрочем, сегодняшний поход по лесу поначалу тоже ничего особенного не предвещал, и то, что дорога, которую они постоянно патрулировали, вдруг выкинет такой фокус, тоже никто не ожидал. В результате они так и не осмотрели леса до самых никейских границ, и до Одинца не добрались, как обещали воеводе. Придется завтра встать пораньше и ехать в Одинец по другой дороге, мимо леса, лишь бы к полудню успеть, чтобы там тревогу не подняли. И воевода строго спросит за задержку. Однако и то было хорошо, что они все остались сегодня живы. Да и воеводе будет о чем доложить. А пока, и неизвестно как долго, всему отряду придется помалкивать о том, что случилось в изнорском лесу неподалеку от никейской границы.